Царьград (сборник) - Александр Харников

Вчера у молодой пары из переселенной деревни родился первенец. Мальчика крестили странным для этих мест именем – Серхио-Элефанте. Падре был в ужасе, но родители ребенка настояли именно на этом имени для своего сына. Я думаю, что это не последний Серхио-Элефанте, родившийся на нашем Гуантанамо.

Кстати, о младенцах… Серхио очень понравился моим сестрам, особенно старшей, Марии. Сестры были в свое время помолвлены с сыновьями местных плантаторов. Но когда отцу пришлось потратить их приданое на лечение матери, женихи дали понять, что невесты, ставшие бесприданницами, им уже не нужны.

Потом, когда отец сумел все же поправить наши дела, начались переговоры о новых помолвках. Но тут отец исчез, и девушки опять никому не стали нужны. Жениться же на бедняках Мария, Алисия и Исабель не хотели, и мы опасались, что они так и останутся старыми девами. И это при том, что все три моих сестры были первыми красавицами Сантьяго.

На Марию, с ее изящной фигуркой, высокой грудью, роскошными черными волосами и серыми глазами, доказывающими, что она не метиска и не мулатка, засматривались все мужчины Сантьяго. Правда, это продолжалось до тех пор, пока они не узнавали, что работает она простой служанкой в доме нашего двоюродного дяди.

Мой друг Серхио Марии тоже сразу же понравился. Как говорят русские, «она на него запала». Но я ей сразу же сказал:

– Думай, женщина, он – yugoroso, кабальеро и майор, большой человек! А ты кто такая?

Но неожиданно я увидел, что и мой друг Серхио тоже все время смотрит на Марию. И именно тогда я впервые заметил смущение на его лице. Когда же он спросил меня – не замужем ли Мария, то я ему честно ответил, что нет, не замужем, и жениха тоже у нее нет, так как она бедна, как церковная мышь.

И при этом я был даже немного обескуражен его ответом.

– А вот это, – сказал большой человек, майор и кабальеро, Серхио Элефанте, – абсолютно совсем не важно. Наплевать. Я бы взял ее себе в жены и без приданого. Она красавица, и человек хороший. Это самое главное. А одеть, обуть и прокормить ее и наших детей я уж как-нибудь сумею. Запомни, мальчик, деньги – ничто, люди – это все.

«Ну что ж, – подумал я, – когда приедет отец, тогда и посмотрим, что он скажет. А пока я глава семьи, хоть и номинальный, и разврата не допущу».

Хотя мой друг Серхио и проводит все свое свободное время в компании Марии – но всегда под моим надзором. Не знал я еще тогда по молодости, что если женщина захочет сладкого, то она всегда найдет себе и время и место. Да, именно так. А при этом кабальеро никогда не отказывают дамам в исполнении их желаний.

А вот вчера в бухту Гуантанамо зашел огромный белый грузовой корабль из Югороссии с загадочным названием «Колхида» и привез деревянные домики, оборудование и пятьдесят человек инструкторов. Весь день мы разгружали грузы, предназначенные для нашего «яхт-клуба», и порядком устали. Но вчера вечером Серхио объявил, что сегодня на рассвете – первая тренировка для тех немногих «курсантов», кто уже здесь находится. Я долго умолял его допустить и меня к тренировкам. В конце концов, он махнул рукой: мол, ладно, только отвяжись.

– Сам напросился, – сказал он с кривой усмешкой, – будешь теперь у нас «сыном полка».

…Я услышал шум со стороны моря, с трудом поднялся и посмотрел в сторону прибоя. Я увидел, как мой друг Серхио выходит из воды. Он быстро оделся, и вдруг как гаркнет:

– Подъем, салаги! Привал окончен! Вперед, и только вперед!

16 (4) октября 1877 года. За час до полудня. Гатчинский дворец

Великая княгиня Мария Александровна подошла к дверям царского кабинета и прислушалась. Внутри было тихо. Александр III не проводил совещания с министрами за новомодным Т-образным столом и не распекал кого-то у нерадивых чиновников. Бывало, что после разноса у императора иной с легкостью менял свою должность в Санкт-Петербурге на другую, рангом пониже, в Нерчинске или Якутске. К Сибири и Дальнему Востоку в последнее время проявлялось особое внимание, а кадров не хватало. Но сейчас внутри было тихо. Из-за плотной дубовой двери не доносилось ни звука.

Вздохнув, великая княгиня постучала и, потянув на себя тяжелую створку двери, шурша шелком юбок, вошла в кабинет. Император работал, просматривая большую толстую книгу и время от времени делая пометку в большой тетради. Пройдет время, часть из этих пометок превратится в указы и законы. Часть разойдется из этого кабинета устными поручениями, заставляющими вертеться шестеренки государственного механизма Великой империи.

Особое очарование этой картине придавали шуршание страниц и шум идущего за окном медленного и нудного осеннего дождя. Такой затяжной дождь в Северной Пальмире, раз начавшись, может идти и день, и два, и три. Такое вот любимое греческим богом Нотом место – устье Невы.

– Добрый день, Саша, – сказала Мария Александровна, – у меня к тебе очень важный разговор.

Император отложил в сторону перо и провел руками по лицу, снимая накопившуюся усталость.

– Да, Мари, – сказал он и тяжело вздохнул, – я тебя внимательно слушаю. И закрой, пожалуйста, дверь, ни к чему, чтобы кто-то слушал наш, как ты говоришь, важный разговор.

– Хорошо, Саша. – Великая княгиня сделала то, о чем попросил ее брат, потом, сделав рукой приглашающий жест, шурша шелком платья, подошла к окну. Заинтересованный император последовал за ней. Там, внизу, по покрытой кирпичной крошкой дорожке Энн Дуглас медленно катила плетенную из ивы коляску с посапывающей в ней Викторией-Мелитой. А идущий рядом штабс-капитан Бесоев галантно держал над ними большой черный зонт.

– Ну-с, Мари? – вопросительно хмыкнул император. – Ты хотела показать мне, как штабс-капитан моей особой гвардии прогуливается с твоей служанкой?

– Не только это, – ответила Мария Александровна. – Как ты полагаешь, Саша, что будет после того, как эти двое поженятся?

– Как что? – удивился император. – Все, что происходит в таких случаях. Энн Дуглас превратится в Анну Бесоеву, супругу штабс-капитана, и нарожает ему кучу маленьких детишек. Впрочем, штабс-капитаном ему осталось ходить недолго. Как только придет время разворачивать роту в батальон, я тут же поздравлю его капитаном. Минимум до полковника этот молодец дорастет – или я ничего не понимаю в людях.

– Хорошо, Саша, – сказала Мария Александровна, отвернувшись от окна, – тогда скажи мне, ты понимаешь, что, в отличие от нашего с тобой потомства, это будут здоровые, крепкие, умные, уверенные в себе ребятишки, которые потом будут гордиться родители. Ты ведь же уже знаешь о судьбе своих детей. Я просто не поверю тебе, чтобы ты, как настоящий отец, об этом уже не полюбопытствовал.

– Знаю, – хмуро сказал император, возвращаясь к своему столу, – адмирал Ларионов мне обо всем рассказал. Думаю, что ты права, гордиться тут особо нечем. Понимаешь, Мари, я теперь ума не приложу, как все это исправить, не сделав при этом еще хуже. Кое-какие мысли уже есть, но к делу надо подходить с осторожностью, дабы случайно не порушить государственных основ.