Привет, мы инопланетяне! Фантастическая повесть - Александр Червяков

– Не был… – говорю. – Но я всё-всё там осмотрю и про всё вам буду рассказывать.

– Я понял! – вдруг Петька руку поднимает. – Это будут такие как будто для нас специальные уроки про Землю с Сенькой и Ромкой! Как передача по телеку! Круто!

Все зааплодировали. На прощание нам с Сенькой ребята кучу разных подарков подарили. В основном рисунки и значки. Алёнка Кощеева вышила нам по носовому платку разноцветными нитками, а вот Андрюха двух лавовых драконов где-то раздобыл, не такие шикарные, как у меня были, но вполне себе нормик:

– Один, Ромка, для тебя, а второй для Сеньки. Там на Земле ребятам, ну, с которыми там подружитесь, обязательно покажите и рассказывайте, как тут у нас наверху и на поверхности тоже!

Но всё равно грустно было. И сосед мой Васёк жутко расстроился, а маленькая Надя Курёхина даже разревелась. Я никогда не думал, что уезжать так далеко и надолго из дома, где всю жизнь прожил, это так тяжело и с ребятами расставаться. Даже вечно вредный и ехидный Мишенька-ангелочек вдруг нам подарил открытку, которую сам нарисовал, а внутри стихи, и совсем не ехидные:

Я хочу сказать негромко:

До свиданья, Сенька, Ромка!

На далёкую на Землю

Улетаете вдвоём;

Вы учитесь поскорее

И обратно на Венеру

Возвращайтесь, возвращайтесь,

Мы вас очень-очень ждём!

Но, конечно, больше всего я с папой и мамой времени проводил. Мама помогала мне понемногу вещи собирать – одежду, игрушки, книжки; аккуратно мы всю мою коллекцию упаковали в коробки – это и ребятам, с которыми мы вместе учиться будем на Земле, интересно станет, и нам с Сенькой как бы на память, чтобы про Венеру не забывали. Уложили наш конструктор, Сенькин радиоуправляемый вертолёт, все мои модели челноков. Мама постоянно повторяла, чтобы я Анатолий Сергеевича слушался во всём, и вёл себя прилично, и учился тоже как следует. И чтобы на Земле во всякие приключения носа не совал. И папка тоже строго-настрого приказал:

– Нас с мамой рядом с тобой не будет, но это не повод, чтобы расслабляться! Надо, чтобы ты на Земле всем показал – ребята с нашей Венеры и вести себя умеют, и учатся лучше всех. И в обиду себя не давай никому. А если что Анатолий Сергеевич скажет – чтобы слушался, как меня, ясно? Обещаешь?

– Обещаю, пап! – говорю. А у самого на душе не пойму что. Как оно всё будет? Что меня ожидает там, на Земле? Как я буду без мамы? И страшно, и тоскливо, а вроде бы как и любопытно, и терпение уже совсем заканчивается… А ещё вот по правде: даже когда мы с Сенькой на поверхность убегали, я чувствовал себя гораздо смелее и увереннее… Ужасно противная штука это ожидание, скажу я вам!

А когда пришёл тот самый день и ожидание закончилось, мы все вместе на пусковую площадку отправились, к челнокам. Только не к тем, которые вниз, на поверхность. А к тем, которые наверх, на околопланетную орбиту. Архидемон на этот раз даже на все правила рукой махнул, и разрешил, чтобы наша группа вместе с Поллексеевной нас провожали. Ну и мама с папой – это уж само собой. Хотелось плакать, но как же тут заплачешь, когда на тебя ребята во все глаза смотрят? И особенно девочки? Сказали мы всем «до свидания», маму с папой я обнял так, как, наверное, в жизни ещё ни разу не обнимал. И Сенька потом их тоже по очереди обнял, и его моя мама поцеловала так же крепко, как и меня. А потом мы взяли вещи и пошли по трапу в челнок. Я обернулся и ещё раз всем-всем помахал. А потом трап поднялся, мы уселись в кресла, пристегнулись, и завыли тихонечко двигатели…

Сначала в иллюминаторах челнока картинка была мне тысячу раз привычная – обыкновенные венерианские облака, жёлто-оранжевые и плотные, как вата. А потом вдруг они оказались внизу, под нами, а вокруг остался только странный жёлто-зелёный туман. И я в первый раз в жизни увидел Солнце – круглое, как мяч, и ярко-белое. Я даже вскрикнул и зажмурился от неожиданности. Тогда Сенькин папа на кнопку нажал, и на иллюминаторы поляризующие шторки опустились. Небо становилось всё темнее и темнее, до тех пор, пока не превратилось в глубоко чёрное. И только Солнце в нём желтоватым кругом с резким краем. А далеко внизу остались причудливые разводы венерианских облаков, и я подумал, что снова увидеть их смогу очень-очень не скоро. А потом подумал, что за это время смогу увидеть столько интересного и нового, что все ребята в классе обзавидуются. Потом снова грустно подумал про маму с папой. А потом вдруг увидел громадную металлическую конструкцию – не такую, конечно, громадную, как наша станция, но тоже ого-го!

– Ну что, господа пассажиры, – раздался весёлый молодой голос пилота челнока. – Вот мы и прибыли!

Мягкий толчок, вибрация, а потом двигатели челнока стихли. Я сперва совершенно не понял, что со мной такое происходит. А потом даже засмеялся от удовольствия. Ощущение было такое, как будто я в школьном бассейне нырнул к самому дну и будто бы завис, глаза закрыл, и не чувствую ни верха, ни низа, только воды вокруг нет и воздуха набирать совершенно не нужно. Стало легко-легко и приятно, это было как во сне, но ни капельки не сон!

Расстегнув ремень, я подпрыгнул в кресле… Ой! Я резко взлетел вверх и больно стукнулся макушкой о потолок. Даже скривился и губу закусил.

Анатолий Сергеевич тут ко мне поворачивается:

– Ох, Ромка, я ведь и забыл, что ты у нас первый раз в космосе. Это Сенька у меня уже тёртый космонавт, он, пока с Земли на Венеру летел, к этой штуке успел приобвыкнуть. Невесомость это называется.

А я за макушку рукой держусь:

– А почему невесомость? – спрашиваю наконец.

Про невесомость нам как-то Поллексеевна в школе рассказывала. Но это так давно было, что я уже забыл.

– Долго объяснять, – Сенькин папа отвечает. – Веса здесь нет совсем, ни у предметов, ни у людей. Сейчас ты весишь легче, чем пёрышко от подушки, понял? Вот полетим, будет у нас времени вагон, на занятиях по естествознанию я вам обязательно подробнее расскажу.

А меня даже боль отпустила и такое любопытство разобрало:

– Не надо подробно, дядя Толя, но хоть чуточку?

– Ты не болтай давай, а аккуратно забирай свои вещи из шкафчика и продвигайся к люку в корабль, вон туда вон, – Сенькин папа рукой показывает. – И ты, Сеня, от друга не отставай. А если чуточку, тогда скажи, если ты на весы встанешь у себя в каюте, какую цифру они покажут?

– Тридцать килограмм – отвечаю.

– А если я возьму и тебя вместе с весами со станции сброшу вниз?

– Тогда я задохнусь, там же серной кислоты полно… – удивляюсь.

– Забудь про кислоту. Считай, что на тебе высотный скафандр. И падаешь ты вниз. Какую цифру покажут весы, а?

Тут я очень крепко задумался. Вообще, конечно, если я буду вниз падать, то как было во мне 30 кило, так и останется. Но весы покажут… Ведь они вместе со мной падать будут, то есть я на них давить не буду… То есть ничего не покажут? Но этого не может быть!

– Я не знаю, дядь Толь… – выдаю наконец результат. – Получается что вроде бы весы должны мой вес показать… А вроде как и не должны… И главное, причём тут космический корабль? Мы же никуда не падаем! У меня всё в голове перепуталось!

– А ты особо и не заморачивайся пока. Сложно это, сразу не поймёшь, надо по чуть-чуть. Пока до Земли долетим, успеешь разобраться. А пока просто поверь – корабль на орбите как будто «падает» вместе с тобой. Как те весы. А потому – невесомость. Ты к ней пока не привык, так что советую резких движений не делать, никуда не торопиться, ясно?

– Ясно, – говорю в ответ. Хотя на самом деле ничего мне не ясно. А что двигаться надо осторожно это я уже и сам догадался. Не малыш, одиннадцатый год всё-таки.

Наш грузовик назывался «Большая медведица 8» и летал с Венеры на Землю и обратно уже не первый