Другой путь - Дмитрий Бондарь

Посчитав, что непременно увязну в толпе танцующих, я обогнул ее бегом и выскочил на небольшой пустырь за сценой дискотеки, огороженный с трех сторон кустами, а с четвертой — задником сцены.

Захар сидел на единственной скамейке, стоящей посреди заплеванного шелухой подсолнечника пространства, а над ним нависали с трех сторон Васек Глибин и пара его дружков — Жбан и Гоша. В опущенной голове Захара читалась какая-то обреченность.

— Я тебе говорил, студент, к Ольке не подкатывать? — Васек перекладывал из руки в руку полупустую бутылку «Жигулевского». — А ты сильно умный, не хочешь слушать, что тебе уважаемые люди говорят, да?

— Да чего ты, Васян? — Жбан отвесил оплеуху моему товарищу. — Чего языком молоть? Сунь ему в морду пару раз для памяти! Или, давай, я суну?

— Заткнись, Жбан. — Глибин отхлебнул пива и передал бутылку Гоше. — Если б я хотел ему в морду зарядить, я бы так и сделал. Но мне нужно, чтобы он к Ольке не лез.

— Смотри-ка чо! — Это Гоша заметил меня и не преминул подать голос.

— А, Серый! — обрадовался Васек. — Подходи, поможешь объяснить твоему другу, что такое хорошо и что такое плохо.

Не то чтобы мы были с Васькой приятелями — просто когда-то давно ходили в один детский сад и с тех пор здоровались при встречах. Если выпадала возможность — выручали друг друга по мелочи, но никогда никаких совместных дел не водили.

Я не торопясь пошел к нему, всматриваясь в будущее этой троицы. Жбану осталось жить шесть лет: уйдя в рэкетиры, он очень быстро окончательно оскотинился и потерял разум — «наехав» на сына начальника городского УВД, он подписал себе очень серьезную статью и так и сгинул где-то на лагерных пересылках. Гоша стал одним из первых городских легальных коммерсантов-кооператоров, но потом, в 1994-м, его магазин сожгли, а его самого закопали в лесу живьем его же прежние друзья. А вот Васек стал Героем Советского Союза за неизвестный подвиг, совершенный в 1988-м в Афганистане. Посмертно. И прибыл в родной город в закрытом гробу. Я буду пить водку на его похоронах. В военкомате его фотографию повесят в короткий ряд районных героев.

— Отпусти его, Вась? — Я был само добродушие.

— Не, Серый. Никак не можно. — Васек выпустил сквозь щель в зубах струю слюны. — Он опять к Ольке лезть будет.

— Тебе-то что? Она ж не твоя подружка? — Я уже стоял в паре метров от него и видел, как разошлись в сторону его помощники, а с противоположной стороны пустыря показались еще двое — Женек Панама и Сема.

— Да, не моя. — Отрицать известный всем факт Глибин не стал. — Братки моего девка. А пока он в армии, к ней всякие лезут. Ведь он когда вернется — разбираться не станет, просто порежет твоего Захарку и все. Я против этого. Лучше уж я твоему дружку по бестолковке настучу для вразумления. Жив останется, да и Саньку от тюрьмы уберегу. Что-то имеешь возразить?

Подошедшие Женек и Сема остановились возле Гошки и протянули руки за семечками, которыми и были щедро одарены.

— Она-то знает о том, что она Санькина подруга? — Васькиного брата я знал — он был старше нас на год и дурнее Жбана раза в три: втемяшил в свою голову, что эта Олька принадлежит ему, и ушел в армию, пообещав прибить любого, кто будет с ней «крутить любовь».

Я уже знал, что именно после этих слов начнется драка, и был к ней готов: подкравшийся сзади Жбан получил каблуком по голени и взвыл, падая на спину и хватая обеими руками ушибленную ногу. Я видел, как Захару прилетела смачная оплеуха в левый висок, и я знал, что он упадет со скамейки, а Васек с тощим Панамой бросятся его топтать, предоставив меня Семе и Гошке. Меня такое продолжение не устраивало — в нем мы с Захаром, избитые и грязные, в шелухе и соплях брели домой, распугивая прохожих.

Поэтому в руке моей оказался ключ от квартиры, и я ткнул им набегавшему Гошке в ребра, уже зная, что ничего опасного не произойдет.

Гошка схватился за бок и заорал:

— Он меня порезал, сука, порезал!!!

Сема удивленно остановился, оглянулся и сразу же получил двойку в корпус и тем же ключом в нос. Он что-то замычал, а из разодранной губы брызнула кровь.

— Серый, ты чего? — Глибин, разведя пустые руки в стороны, приближался ко мне. — Ты зачем Семку…

Я пригнулся — потому что знал, что из-за его спины в меня полетит недопитая бутылка пива, брошенная Женьком. Она пролетела мимо, а прямо передо мной оказался ускорившийся Васька. Когда-то он занимался боксом, но больших успехов не достиг по причине природной лени. Хотя удар ему поставили: я видел несколько раз соперников Васьки по уличным дракам, оседающих на землю с одного тычка. Я не стал ждать расправы и со всей дури ударил его сводом стопы по колену левой ноги, которую он привычно выставил вперед. Что-то хрустнуло — у него или у меня, пока было непонятно. Наверное, ему все-таки было больнее, чем мне, потому что он упал, выпучив глаза, а я отскочил в сторону и запрыгал на одной ноге. И здесь только мое новое умение «предвидеть» спасло меня, потому что Жбан уже очухался и рассерженным носорогом пер на меня сзади, слегка припадая на ушибленную ногу. Я буквально рухнул на корточки, почувствовав над собою пролетевшие кулаки этого придурка, и резко поднялся, боднув его головой в подбородок. Клацнули зубы — и у него и у меня, в шею отдалось болью, и я отпрыгнул вправо, тряся головой.

Васька, Жбан и Сема выбыли из драки. Захар и Панама барахтались в пыли, но я знал, что у пятидесятикилограммового Панамы нет шансов против моего приятеля. Оставался Гоша. Он стоял напротив меня и тер бок. А у меня гудело в голове после соприкосновенья с челюстью Жбана, и в крови разливалась волна адреналина, заставляя свирепеть сверх всякой меры.

Я сжал кулаки — в правом так и был зажат ключ — и медленно пошел навстречу последнему дружку Глибина. Гоша не стал ждать, пока наши дороги пересекутся, и устроил настоящую ретираду: с остановками, угрозами встретиться и поквитаться, но в конце концов, исчерпав запас угроз, исчез за кустами.

Я подошел, вернее будет сказать — дохромал к Ваське. Он держался за колено и еле слышно, шепотом матерился.

— Ты не прав был, Глибин, — сообщил я ему. — Совсем не прав.

— Санька вернется по осени, ему расскажешь, — прошипел Васька.

— Не вернется твой Санька. Через два месяца он изобьет до полусмерти «салагу», получит два года дизеля. При возвращении в часть изнасилует проводницу в поезде и выпрыгнет из него на мосту, чтобы скрыться, уйдя по реке. Он ударится о ферму моста и разобьет свою дурную голову. Еще живой, но потерявший сознание, упадет в реку и там утонет. И я думаю, что это правильно. Там ему и место, твоему Саньке. Только тетку неведомую жалко и пацана, не пожелавшего стирать носки твоему братке. Вот так, Вася. Бывай.

— Откуда ты это знаешь? — Он привстал на руке, забыв, кажется, о своем разбитом колене.

— Так и будет, Глибин, так и будет. А ты сам под Мазари-Шарифом будь осмотрительнее.

— Где?!