Другой путь - Дмитрий Бондарь

— Баранки гну!

— Не, ну Серый, ты же обещал!

— Дай поесть!

Я смотрел на него и видел его почти безоблачные пятнадцать лет будущей жизни. Потом еще десять лет выживания в обшарпанных институтских стенах, пара грантов от неведомых фондов, защита докторской. Профессура на кафедре — как короткий этап провинциальной карьеры и отъезд в длительную командировку в какой-то университет в Сиэтле. И думалось мне, что я не совсем вправе лишать его той жизни, что была ему уготована. Но с другой стороны — что я смогу сделать один? Только удавиться.

— Значит, Захарка, дело вот в чем… Я вижу будущее.

Сказать, что Майцев мне не поверил — значит сильно смягчить его отношение к моему откровению. Он не только не поверил, он еще и надулся, решив, что я пытаюсь его разыграть. Вот есть у него такая черта характера — то, что не укладывается в рамки возможного, обязательно служит одной цели — обмануть несчастного Захара! Как дожил-то с такой мнительностью до института?

Он принялся размахивать руками и доказывать мне, что происходящее со мной невозможно в принципе.

— Ты пойми, — горячился Майцев, — если бы человек мог знать будущее, он бы непременно попытался его изменить! А если его изменить, то оно уже никакое не будущее, а просто вариант развития событий! Даже не так! Вот смотри: чтобы в будущем что-то было, нужно, чтобы там был свет. Так? Какое будущее без света? Но его там еще нет! Он еще не достиг той точки пространства, в котором наступает будущее! Мы не можем видеть будущее, потому что оно еще не освещено! Понимаешь? И значит, предсказать его невозможно!

Как же, ага! Если невозможно, но происходит — значит еще как возможно! Просто нет подходящей теории.

И тогда в первый раз я проделал фокус с бумажкой.

Я достал из дипломата тетрадь и на последней странице, скрывая строчку от Захара, написал: «Марьяна Гордеева».

— Захар, выйди из буфета и познакомься с какой-нибудь девушкой, — сказал я. — Тебе ведь это легко?

Разумеется, девушка оказалась Марьяной и, само собой, Гордеевой.

Захар сел напротив меня и, прищурившись, как Ильич в октябре, выдвинул догадку:

— Ты это подстроил, да? Но как?

— Сейчас мы выйдем с тобой из школы, — так мы по привычке называли свой институт, — и пойдем по Проспекту Мира. На первом перекрестке мы увидим, как толпа пассажиров толкает к остановке обесточенный троллейбус.

— Они чего, больные? Зачем троллейбус толкать?

— Пошли. — Я поднялся. — Заодно и спросишь. Номер троллейбуса — двенадцатый.

Спустя двадцать минут мы сидели в тени старого каштана и пили пиво «Ячменный колос» — дешевое и отвратительно теплое, купленное в ближайшем универсаме.

— …подожди-ка, — в который раз говорил Захар. — То есть если ты что-то «вспомнишь» — оно случается?

— Да, если я не сделаю чего-либо, что помешает в будущем этому событию. Но тогда я «помню» и старое и новое.

— То есть если ты кому-то расскажешь, а он просто отмахнется — то никаких изменений не будет?

— Я не могу рассказать кому-то. Если я не «помню» будущего у человека — я ничего сказать не могу. Ну-у-у… Вот ты же помнишь всех своих детсадовских приятелей? Многих?

— Ну да.

— А про многих ты знаешь, что с ними сейчас происходит?

— Примерно про половину. Но к чему ты это?

— Да к тому! Если я не «помню» о человеке в будущем, то и не могу сказать, что с ним произойдет!

— Как-то это все сложно, — поморщился Майцев. — Вроде того, что ты стал обладать памятью себя же, но пятидесятилетнего? И если о ком-то не знаешь, потерял человека, то и сказать о нем нечего?

— В десяточку! — похвалил я Захара. — Только если я пытаюсь изменить будущее, то каким-то образом меняется и моя память о будущем. Вот такая хитрая штука.

— Сдается мне, — протянул мой друг, — без пол-литры нам не разобраться. Маловато пивка-то будет для такой задачи!

Я хмыкнул и откупорил еще одну бутылку.

— Слушай, Серый, а я как сессию сдам? С хвостами?

— Захарка, ты ж заучка и общественник. Ну как ты сдашь ее с хвостами? Не нужно быть пророком, чтобы ответить на твой вопрос. К бабке не ходи, сдашь без хвостов.

— Хорошо, — согласился Майцев. — А вот, к примеру, что со мной будет через тридцать лет? В… две тысячи… четырнадцатом?!

— Понятия не имею. — Я засмотрелся на симпатичную старшеклассницу, бредущую домой после уроков.

— Как это? Ты же только что мне рассказывал, что видишь всех насквозь, как Петр Первый! Это Гусева Наташка, не обращай внимания. Так себе, тупа, как валенки Зыкиной. Или кто там про них пел?

— Русланова, — ответил я. — А мордашка хорошенькая.

— Зубы кривущие, — поморщился Захар. — Так почему ты понятия не имеешь?

— Потому что тот, чья память в моей голове, живет в декабре две тысячи двенадцатого. И знает о том, что будет дальше — чуть больше Наташки Гусевой. Странно только, что о самом себе я ничего сказать не могу даже и до декабря двенадцатого. Как-то зыбко все. Наверное, потому, что теперь я каждую минуту принимаю решения, которые меняют мое будущее?

— Ха! — Захар стукнул себя по голове. — Анекдот вспомнил про будущее! Слышал-нет?

— Это какой?

— Ну про то, как русского и американца на сто лет заморозили?

— Рассказывай, — подбодрил я друга.

— Ну вот, заморозили русского и американца на сто лет. Проходит сто лет, их размораживают, и в тот же день оба умирают от инфаркта. Американец — оттого, что включил радио и услышал: «Колхозники Оклахомщины, Канзасщины и Примисиссипья досрочно сдали в закрома Родины зерно нового урожая!» А русский — оттого что услышал по радио: «На очередном, триста двадцать четвертом съезде ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев от лица всего советского народа заявил!..» Ха-ха-ха…

— Смешно, — рассеянно произнес я. И добавил: — На самом деле все будет ровно наоборот.

— Ик, — непонятно ответил Майцев. Помолчал и сообщил еще раз: — Ик! Вот же привязалась икота! Ну хорошо, Серый, это все здорово, но что мы теперь делать-то будем? И почему наоборот?

Я допил остатки из второй бутылки и открыл ключом от дома последнюю. Пока в ней не закончилась жидкость, я успел рассказать другу о своих видениях и прозрениях.

Как я и ожидал, Захар услышанным тоже впечатлился и по своему обыкновению принялся изображать Андрея Миронова в образе ветряной мельницы:

— Подожди-подожди! Почему это все так плохо-то будет? У нас же самая сильная страна! Мы развиваемся вдвое быстрее США! Посмотри статистику по годам — мы каждый год заканчиваем опережающими темпами! Вдвое! А по некоторым показателям и впятеро! Принята продовольственная программа на восемь лет: мы скоро весь мир дешевым продовольствием завалим! Скоро сибирские реки напитают казахские степи и узбекские пустыни, знаешь, как тогда заживем?! А машины? В Тольятти новую марку осваивают — «восьмерку»! Ты ее видел? Там никакие мерседесы рядом не стояли! А наши страны соцлагеря? СЭВ, имея всего десять процентов населения от общепланетного, выпускает продукции больше чем на тридцать! В Англии вон забастовка шахтеров — того и гляди революцию устроят… К нам эта девчонка — Саманта Смит приезжала! Во всем мире разрядка!