Вишня во льду - Людмила Мартова

– Ладно, спасибо за помощь, с оставшимися окнами я уж как-нибудь сама справлюсь. – От улыбки на ее щеках появлялись озорные ямочки. – Нельзя заставлять Виконтессу ждать. А то гневаться изволит. Кстати, вы – журналист?

– Почему журналист? – удивился Дорошин.

– Ну, раз вы идете к Склонской по делу, значит, вы или журналист, или коллекционер, или реставратор. У нее, кроме ее икон, никаких других интересов в жизни нет.

Дорошин внезапно задумался о том, как так получилось, что, много лет занимаясь именно розыском икон, он никогда прежде не сталкивался с Марией Склонской. Впрочем, объяснение этому было: оценщиков и специалистов по иконописи он, как правило, привлекал из Москвы, потому что след пропавших ценностей вел именно туда.

– Давайте все-таки вместе повесим оставшиеся шторы, а потом вы покажете мне, как найти Марию Викентьевну, – решительно сказал он. – И да, Ксюша, разрешите представиться. Меня зовут Виктор. Виктор Дорошин. И я вовсе не журналист, не коллекционер и не реставратор, хотя произведениями искусства интересуюсь, каюсь, грешен.

– А я уже ими объелась, – чуть грустно сказала Ксюша. – Я так мечтала быть искусствоведом. Мне казалось, что это так здорово – с утра до вечера смотреть на прекрасное. А сейчас чувствую, что меня этим прекрасным перекормили. Тем более что у нас тут обстановка такая… – Она замялась, подыскивая подходящее слово.

– Унылая, – подсказал Дорошин, который атмосферу провинциальных музеев знал прекрасно. Воздух здесь был чуточку затхлым, а люди словно присыпанными нафталином. Попадая в музей или картинную галерею, Дорошин всегда физически ощущал, как останавливается вокруг бег времени. Стоящая перед ним Ксения Стеклова была слишком живой и подвижной для того, чтобы чувствовать себя здесь комфортно.

– Да, – с готовностью подхватила она. – Конечно, стыдно так говорить, но это ужасно, когда ты окружена людьми, которым ничего не надо, кроме искусства. Здесь любое материальное желание воспринимается как оскорбление, как вызов. Здесь модно презирать деньги, а у меня не получается, понимаете? Мне хорошо от того, что у меня муж богатый, а без денег, наоборот, очень плохо.

Удар, нанесенный Дорошину, был так себе, слабенький, прямо скажем, удар, но разочарование разлилось по венам, гася внезапно возникшую надежду. У Ксюши, оказывается, был муж. «Впрочем, – усмехнулся про себя Дорошин, – ты же хотел, чтобы у тебя было, как у дяди, а он много лет встречался именно с замужней женщиной, и ничего».

– Пойду я, – сказал он, кляня себя за идиотские мысли. – Работу мы с вами закончили, я рад, что смог вам помочь. А теперь все-таки вынужден откланяться. Неудобно заставлять даму ждать.

– До новых встреч. – Ксюша стрельнула в него глазками и скромно потупила их. – Если Виконтесса расскажет вам что-нибудь интересное, обещайте, что поделитесь. Я ужасно любопытна, но молодежи особо никто ничего не рассказывает.

– Обещаю. – Дорошин приложит руку к груди и поспешил к неприметной двери в конце зала, за которой скрывалась винтовая лестница, ведущая в подвал, в служебные помещения и запасники картинной галереи.

Он спиной чувствовал, что сказочная фея Ксения Стеклова смотрит ему вслед.

* * *

Мария Викентьевна Склонская занимала кабинет не одна. За соседним столом обитало невзрачное существо неопределенных лет. Пол существа, впрочем, определялся безошибочно, благодаря длинной, до пола, бесформенной черной юбке. Серый в катышках свитерок с обдерганными рукавчиками, собранные в кучку на затылке волосы непонятного цвета, который отчего-то принято называть русым, завершали образ.

С точки зрения ценителя женской красоты Дорошина, женщины делились на блондинок, брюнеток, шатенок и рыжих, а русый цвет был форменным недоразумением, вызванным ленью и нежеланием работать над собой. Лень он не прощал ни в каких ее проявлениях.

– Витенька, мальчик мой, как я рада, что вы зашли, – воскликнула Склонская, когда он появился в дверях. – Проходите же скорее. Познакомьтесь, пожалуйста, это моя коллега Леночка.

Оставшееся до седых волос Леночкой существо подняло на Дорошина глаза, прикрытые стеклами немодных дурацких очков. Глаза не выразили ни капли интереса ни к самому Дорошину, ни к цели его визита, но врожденная вежливость все-таки заставила Леночку поздороваться, пусть и без малейшего намека на душевность.

– Здравствуйте. Меня зовут Елена Николаевна.

– Виктор Сергеевич. – Он церемонно шаркнул ножкой, испытывая ту самую скуку, о которой пару минут назад говорил с живой и подвижной Ксюшей.

Елена Николаевна выражала собой истинный образчик той самой породы «искусствовед обыкновенный», который царствовал в музеях российской глубинки. Одинокая, уставшая от серой жизни женщина с маленькой зарплатой, обитающая в старой хрущевке вдвоем с мамой. Мужа нет, детей нет, перспектив тоже нет. Зато начитанна, образованна и разбирается в искусстве.

– Леночка, могу я тебя попросить ненадолго оставить нас с Витенькой наедине, – попросила тем временем Склонская. – Мы бы прошли в чайную комнату, но там может быть многолюдно, а разговор у нас конфиденциальный. Пожалуйста, девочка, выполни мою просьбу.

«Девочка», которой уже было явно к пятидесяти, не поднимая головы, кивнула, подхватила полы своей длинной юбки, одернула свитерок, не дающий даже тонкого намека на грудь, и молча скрылась за дверью. Прошмыгнула тенью и исчезла, будто и не было ее.

Дорошин проводил ее глазами, придвинул стул и сел, приготовившись к длинному и, надо полагать, бессмысленному разговору.

– Виктор, я много знаю о вас, – начала Склонская. – Вы – удивительный специалист, создавший уникальную систему поиска пропавших ценностей. И эта система работает, несмотря на то что это далеко не всем по нраву. Я восхищена вашим профессионализмом, Виктор. Одна только Одигитрия Смоленская чего стоит. Это же благодаря вам она вернулась в Россию. Да-да, не качайте головой. Я совершенно точно знаю, что благодаря вам.

Полковник Дорошин был изумлен. О его скромном вкладе в историю с возвращением одной из самых знаменитых в их регионе икон знали немногие. Действительно, найти Одигитрию удалось только благодаря составленному Виктором за несколько лет скрупулезной работы каталогу пропавших ценностей, исчезнувших из храмов и музеев его родной области.

Он мотался по церквям и приходам, разговаривал со священниками, составляя точную опись утраченного. В его каталоге, который он создал, сверстал и напечатал на свои собственные деньги, значились сто двадцать объектов иконописи, картин и других ценностей, украденных или числившихся пропавшими примерно с середины семидесятых годов двадцатого века. Большая часть их была украдена в девяностые, когда охотники за антиквариатом шныряли по маленьким городкам и деревням, взламывали заколоченные церкви, выдирали бесценные иконы из деревянных образов или забирали их вместе с образами, если те оказывались серебряными.

Дорошин не поленился разослать свой каталог во все музеи страны и даже Европы, имеющие фонды иконописи, видным коллекционерам, с большинством из которых был знаком лично, а также в адрес аукционов «Кристис» и «Сотбис».