Вишня во льду - Людмила Мартова

– Валяется где-то, – беспечно сказал он, почесывая худосочную грудь под видавшей виды черной водолазкой. – Будем переезжать – найдется.

Склонская его оптимизма не разделяла. Ей казалось, что пропажа картины такого уровня грозит вселенским скандалом, а потому начала аккуратно спрашивать у коллег, кто из них видел картину последним. Богданова, так же как и сама Мария Викентьевна, специализировалась на иконописи, поэтому судьба картины из соседнего отдела ее совершенно не интересовала. Калюжный, пишущий диссертацию как раз по Куинджи, припомнил, что описывал все, что связано с «Днепром», два года назад и тогда точно доставал этюд из хранилища, чтобы рассмотреть поближе. Соответствующая запись в журнале учета материальных ценностей действительно была.

Елена Золотарева сказала, что видела этюд, когда поступала на работу в галерею, поскольку знакомилась тогда со всеми фондами, и больше о нем не вспоминала. Директоршу Морозову Склонская беспокоить попусту не решилась, уборщица и разнорабочий, услышав вопрос о Куинджи, лишь посмотрели непонимающе, поскольку никогда даже не слышали такой фамилии, и лишь Ксюша Стеклова, морща чистый лобик, припомнила, что года полтора назад из Москвы приезжал какой-то фотограф, который просил разрешения сфотографировать именно этюд «Днепр». Запись об этом событии в журнале Грамазина Склонская тоже отыскала, и получалось, что после визита неизвестного фотографа «Днепр» никто не видел.

– А что это был за фотограф, вы не знаете? – спросил Дорошин, впрочем, без малейшей надежды.

– Нет, я вообще про него не знала. Хорошо, что Ксюша вспомнила, а то бы и этого не узнали.

– А эта ваша Ксюша, вообще, что за человек? – Дорошин попытался, чтобы его голос звучал как можно безразличнее.

– Хороший человек, славный. – Мария Викентьевна пожала плечами. – Как мне кажется, не очень счастливый, хотя я могу и ошибаться. Видите ли, Витенька, я, признаться, не очень понимаю нынешнюю молодежь. Девочка она тонкая, в искусстве разбирается прекрасно, но вот ценности у нее совсем другие, чем у моего поколения. И это печалит очень. Мне с ней общаться не очень интересно, впрочем, как и ей со мной. Мне Леночка гораздо ближе. Вот она – просто прекрасной души создание. С ней можно в разведку, если вы помните еще такую меру человеческой порядочности.

– Помню, – засмеялся Дорошин. – Хотя и младше вас с Леночкой, но помню.

– Меня вы, несомненно, младше, Витенька. – Склонская весело рассмеялась, и смех ее звучал очень молодо и звонко. Сейчас ей ни за что было не дать ее семидесяти лет. – А вот Леночку вы зря в старухи записали, ей всего тридцать шесть.

– Как тридцать шесть? – глупо спросил Дорошин, вспоминая бесформенную юбку, невыразительное лицо и тусклый ком волос, собранных в гладкий узел. – Я думал, ей за пятьдесят.

– Виктор, – Склонская укоризненно погрозила полковнику пальцем, – если бы вы сказали это при Леночке, то нанесли бы ей страшное оскорбление. Уверяю вас, что я не ошибаюсь относительно ее возраста, и она всего на четыре года старше Ксюши.

– Как на четыре? – чувствуя себя идиотом, Дорошин все-таки не смог сдержать вырвавшийся у него вопрос. – Я был уверен, что Ксюше лет двадцать пять, не больше.

– Она молодо выглядит, тем более что у нее есть возможность ухаживать за собой, посещать салоны красоты. У нее муж бизнесмен, поэтому она может позволить себе дорогую одежду и косметику, а Леночка живет на свою более чем скромную зарплату и пенсию деда, поэтому вы так жестоко и ошиблись в плане ее возраста.

Так, бесформенное пугало Леночка, по внешнему виду которой никак нельзя было предположить, что она еще достаточно молода, жило не с мамой, как изначально предположил Дорошин, а с дедом. Что ж, не так сильно он и ошибся на самом-то деле. Интуиция его не подвела. Полковник усмехнулся. Леночка, сколько бы лет ей ни было, его совершенно не интересовала.

– А почему вы сказали, что Ксюша, по вашему мнению, несчастна? – Солнечное создание, тонкость талии которого он еще ощущал на свои ладонях, влекло его к себе с давно забытой силой.

– Мне сложно это объяснить. – Склонская говорила медленно, будто взвешивая каждое слово. – К тому же я не терплю досужих сплетен. Видите ли, Витенька, я совершенно точно знаю, что ни одна женщина не может быть счастливой, живя с мужчиной, которого она не любит. Я имею в виду, не любит по-настоящему, до дрожи в коленях, до замирания в груди, до мурашек в животе, до онемения в кончиках пальцев. – Пожилая женщина заметно разволновалась, грудь у нее вздымалась, она говорила, немного задыхаясь, как будто о личном, и Дорошин внезапно понял, что она говорит о себе, не о Ксюше Стекловой. – Ксения же своего мужа так не любит, это совершенно очевидно. Он не подходит ей, потому что слеплен совсем из другого теста. Она живет с ним ради его денег, что само по себе отвратительно, и еще и поэтому она не может быть счастливой.

Аргументация Склонской была Дорошину понятна, но вот правильна ли она? Этого он не знал. После того как его выгнала жена, он вынужден был признать, что женская логика действительно вещь непостижимая. Впрочем, считать, что так понравившаяся ему Ксения Стеклова несчастна в браке, ему было выгодно. Это оправдывало Дорошина в собственных глазах, поскольку он совершенно точно намеревался закрутить с ней роман. Или хотя бы попробовать это сделать.

У нее были чудесные глаза, нежная кожа, густые волосы и совершенно потрясающая фигура с подтянутой попкой и высокой грудью. Он представил на минуту, как она склоняется над ним, волосы цвета ржи падают ему на лицо, его обнаженной груди касаются два восхитительных полушария с торчащими вперед сосками, и даже зажмурился от охватившего его восторга.

Чтобы отвлечься, Дорошин яростно защелкал компьютерной мышкой, добывая из Интернета информацию о Куинджи. Ему было важно понять, на какой доход мог рассчитывать похититель картины.

Добытая в недрах мировой паутины информация оказалась настолько захватывающей, что он даже забыл и о прекрасной Ксюше, и о том, что, к немалой своей досаде, не смог заполучить номер ее телефона. За время его разговора со Склонской девушка куда-то испарилась, а спрашивать у Марии Викентьевны он постеснялся.

Архип Куинджи был воистину уникальным мастером. Он творил картины настолько пронзительные, что, по словам современников, им «хотелось заглянуть за холст, чтобы убедиться в отсутствии искусственной подсветки луны». Высокая стоимость работ Куинджи объяснялась тем, что он оставил после себя всего сто семьдесят восемь каталогизированных картин и несколько десятков этюдов и графических работ.

На аукционе «Сотбис» за всю историю его существования было продано только три полотна Куинджи. В 2008 году знаменитая «Березовая роща» ушла с молотка за три миллиона долларов, в то время как проданные одновременно с «рощей» картины Айвазовского «Раздача продовольствия» и «Корабль помощи» принесли вместе всего два с половиной миллиона.

Дело начинало пахнуть жареным, и Дорошин почесал нос. Это было первым признаком того, что полковник «взял след». Пожалуй, с этой минуты он совершенно точно знал, что Куинджи действительно украли из картинной галереи. Но вот кто и когда?