Влюбленные мошенники - Патриция Гэфни

Суини вежливо повернулся к монахине, стараясь и ее вовлечь в разговор.

– Это можно назвать культурным обменом, – пояснил он. – Точно такая же передвижная выставка организована в нашем штате Музеем изящных искусств Сан-Франциско.

Она столь же вежливо пробормотала в ответ нечто выражающее восхищение.

– Вы хотите сказать, что везете экспонаты с собой в дилижансе? – изумленно воскликнул мистер Кордова.

– Совершенно верно. Это последний отрезок пути, и я страшно рад этому, хотя мне приятно было путешествовать по Калифорнии. Послезавтра у меня последняя остановка – в Сан-Франциско, где и состоится заключительный показ.

– Должно быть, экспозиция не очень велика?

– Она невелика по количеству экспонатов, зато это одни шедевры, – ответил Суини с явной обидой. – Это редкостные экспонаты, рассчитанные на знатоков.

– Полагаю, они обладают большой ценностью, – осторожно предположила сестра Августина.

– Они бесценны, поистине бесценны! В ее глазах мелькнула искорка интереса:

– И что же это за экспонаты?

Мистер Суини вдохновенно пустился в описание погребальной скульптуры династии Мин, нефритовых ювелирных изделий династии Тан, расписных ширм, акварелей и керамики, покрытой эмалью.

– Как это, должно быть, красиво! – воскликнула она, когда поток его красноречия наконец иссяк. – А нет ли у вас с собой каталога?

– Конечно, есть, и не один, только они, к сожалению, упакованы в багаже. Если хотите, я достану для вас экземпляр, когда мы остановимся на ночь.

– С вашей стороны это чрезвычайно любезно. Тут ее взгляд совершенно случайно упал на мистера Кордову, и она заметила, что он сидит, погруженный в раздумья.

Разговор перешел на более общие темы. Ковбой вдруг очнулся, разбуженный собственным храпом, и обвел своих попутчиков замутненным взглядом. Внезапно карета резко дернулась и остановилась с сильным толчком, и они услыхали, как возница спрыгнул с козел на дорогу.

– Извините, господа, – обратился он к пассажирам, – небольшая заминка.

– В чем дело, мистер Уиллис? – спросил Суини, распахнув дверцу справа от себя.

– Сосну повалило поперек дороги, ни пройти, ни проехать. С одной стороны овраг, с другой – скалы. В нее, похоже, ударила молния.

Возница сдвинул шляпу на затылок и почесал лоб.

– Вообще-то дерево не такое уж большое, думаю, мы сообща его уберем.

– Я вам охотно помогу, – тотчас же откликнулся мистер Суини.

Сестра Августина с сомнением оглядела его смешную пузатую фигурку с коротенькими ручками. Он чем-то напоминал лягушонка.

Все разом посмотрели на ковбоя. Он все еще горько маялся похмельем – исходивший от него перегар стелился, как туман, в застоявшемся накаленном воздухе кареты. Молчание затянулось, и нарушил его мистер Кордова.

– Я был бы рад предложить свою помощь, – проговорил он с грустью, – да боюсь, что буду вам скорее помехой, чем подспорьем. И все же, если вы полагаете…

Ковбой перебил его каким-то невразумительным ругательством.

– П'шли, – скомандовал он и, шатаясь, выбрался из кареты.

– Мы мигом, – бодро заверил монахиню мистер Суини и выпрыгнул следом.

Оставшись наедине с мистером Кордовой, сестра Августина поспешила воспользоваться благоприятной ситуацией: живо расстегнула спереди тяжелый льняной балахон, в котором потела, как портовый грузчик, и принялась обмахиваться ладонью, словно веером. При этом она опять невольно загляделась на сидевшего напротив слепого, хотя в ярко-синих стеклах не было видно ровным счетом ничего, кроме ее собственного отражения.

Любуясь его высоким умным лбом, аристократическим орлиным носом и чувственным ртом, она просто умирала от желания узнать, какого цвета глаза скрываются за темными очками. Карие, должно быть. Ведь волосы у него темно-каштановые, почти черные. Отец испанец и мать англичанка. И все эти бесконечные акры земли на ранчо к югу от Монтерея. От одной мысли об этом душа сестры Августины вновь преисполнилась христианского милосердия.

– Жаркий выдался день, – заметил он.

– Уж это точно, – отозвалась она, продолжая обмахиваться изо всех сил.

Он повернулся к окну, показывая ей свой гордый орлиный профиль, и глубоко втянул ноздрями воздух:

– Это маки цветут?

Она выглянула в окно, следуя за его невидящим взглядом.

– Да, их тут целое поле. Вон там, рядом с дубовой рощей. Футах в тридцати отсюда.

Его губы искривились в горькой усмешке. Она предположила, что в эту минуту он сидит с закрытыми глазами и пытается воскресить в памяти образ алых цветов. Ей хотелось сказать что-нибудь в утешение, но нужные слова не шли на ум. Какой же это ужас – потерять зрение! Да если бы она вдруг ослепла и кто-то сказал ей, что на то воля Божья, она прокляла бы того, кто это произнес.

– Мне бы тоже хотелось внести свою лепту в сохранение вашего сиротского приюта, сестра. Смею надеяться, что сумма не покажется вам слишком скромной.

– Благослови вас Господь, мистер Кордова, – смиренно откликнулась сестра Августина.

Мысленно она издала торжествующий клич и даже потрясла в воздухе обоими кулачками, точно боксер, вырвавший победу в призовом матче.

Мистер Кордова вдруг закашлялся и поспешно прикрыл рот рукой.

– Надеюсь, у вас есть карточки для пожертвований или бланки почтового перевода?

– Думаю, да. Сейчас достану один для вас. Сестра Августина открыла свой кошель и провела большим пальцем по солидной пачке бланков для пожертвований.

– Пожалуй, дайте его мне, когда мы остановимся на ночлег.

– Разумеется.

– Возможно, мне придется попросить вас, сестра, о помощи в оформлении перевода. Сумма прописью и тому подобное.

Матерь Божья! Сестра Августина крепко-накрепко зажмурилась и произнесла ровным голосом, хотя ей хотелось петь:

– Сочту за честь помочь вам, мистер Кордова. Когда радостное возбуждение несколько улеглось, она вспомнила, что пистолет по-прежнему врезается ей в ногу. Покосившись в окно и убедившись, что горизонт чист, сестра Августина потихоньку, стараясь не шелестеть юбками, подтянула кверху тяжелый балахон и закатала штанину панталон на правой ноге. Так и есть, «дерринджер» съехал с положенного места; она передвинула пистолетик на бок, где ему и надлежало быть. Ах, если бы можно было стянуть с ног толстые, жаркие, уродливые черные чулки! На коже остался ноющий красный рубец от пистолетного ствола. Она принялась растирать его обеими руками, не переставая сердечно улыбаться мистеру Кордове, хотя он не мог видеть ее улыбки.

Снаружи захрустел гравий. Не успела она одернуть подол и придать лицу подобающее Божьей невесте выражение, как дверцы дилижанса с обеих сторон распахнулись и Суини с ковбоем забрались внутрь. Возница щелкнул кнутом, и карета тронулась.