Влюбленные мошенники - Патриция Гэфни

* * *

Ей понравился отель «Саратога» – небольшой и опрятный, в отличие от тех, к которым она привыкла за последнее время. Мужчины, как истинные джентльмены, пропустили ее вперед при регистрации, чему она несказанно обрадовалась, так как мечтала лишь о том, чтобы сбросить с себя одежду, остыть и вымыться – именно в таком порядке. Тем не менее она заставила себя задержаться у стойки администратора, любуясь для виду семейной фотографией хозяина с детьми, чтобы узнать, в какой номер поместили мистера Суини. В семнадцатый? Стало быть, через четыре двери от нее. Очень кстати!

Оказалось, что в ее небольшом номере на втором этаже имеются все удобства, да плюс к тому еще обои без пятен и не слишком вытертый ковер от стены до стены. Она швырнула чемодан на широкую кровать, решив, что еще успеет распаковать вещи, и, напевая себе под нос «Господь добр, Господь милосерден», сбросила с себя монашеские одежды: балахон, покрывало, четки и крест, а затем и башмаки, чулки, сорочку и панталоны. Хорошо еще, что монахиням не приходится носить корсет. Вот уж, поистине. Бог миловал! Ну-с, настоящую ванну она примет попозже в общем помещении в конце коридора, а пока хватит с нее для полного блаженства кувшина воды на умывальнике. Сестра Августина распустила волосы, и они водопадом заструились по плечам. Даже если намокнут – не беда, она опять уберет их под монашеское покрывало перед тем, как спуститься к ужину, и дело с концом. Продолжая беспечно напевать, она обтерла мокрым полотенцем лицо и шею, с наслаждением ощущая, как ручейки холодной воды стекают по плечам и груди. Случайно поймав свое отражение в зеркале над умывальником, она припомнила слова Генри и улыбнулась.

– Ты ангел во плоти, – утверждал Генри. – Да они вывернут карманы наизнанку ради такого прелестного личика.

Какой-то скребущий звук, раздавшийся в коридоре, заставил ее насторожиться. Она застыла на месте, не понимая, что он мог означать. Звук приближался: странное прерывистое царапанье и постукивание. Вот он уже у самой двери. Пока она пыталась вспомнить, заперлась ли изнутри перед тем, как разоблачиться, кто-то повернул ручку, и дверь распахнулась настежь.

– Мистер Кордова! – воскликнула она, каким-то чудом удержавшись от визга.

– О, прошу прощения! Это вы, сестра? Вежливый, невозмутимый, он стоял на пороге, описывая в воздухе дугу тростью.

– Я готов поклясться, что правильно сосчитал двери! Клерк сказал – третья справа… должно быть, я одну пропустил. Вы мне не поможете?

Вся съежившись в отчаянной и безнадежной попытке прикрыть грудь согнутым локтем, а остальное – растопыренной ладонью, она казалась сама себе Евой после грехопадения.

– Я… гм… я не совсем одета.

Мистер Кордова смутился, но, вместо того чтобы тактично ретироваться, повернулся и захлопнул дверь ногой: руки у него были заняты двумя громоздкими чемоданами и тростью.

– Искренне извиняюсь, – повторил он со своим чарующим английским акцентом, – я, наверное, поставил вас в ужасно неловкое положение.

Она судорожно перевела дух.

– Но вы же понимаете, вам незачем смущаться.

Все это он проговорил с такой горечью, с таким самоотречением, что у сестры Августины больно сжалось сердце. К тому же он, безусловно, был прав. Чувствуя себя законченной дурой, она опустила руки, выпрямилась и сказала как ни в чем не бывало:

– Вы совершенно правы. Я просто не подумала. Ей даже захотелось извиниться за свою бестактность, но она прикусила язык. Разумеется, он не мог ее видеть, она это прекрасно понимала, но… все-таки ей было мучительно неловко стоять в чем мать родила перед незнакомым мужчиной. Впервые за все время она даже порадовалась, что на нем непроницаемые очки: пусть он слеп, но встретиться с ним взглядом в эту минуту она не пожелала бы ни за какие блага мира. Пришлось сделать несколько семенящих шажков назад, к постели.

– Прошу меня извинить…

– Нет, это я прошу меня извинить!

Он попятился, давая ей дорогу, и она прошла в одном шаге от него, чувствуя, как с головы до ног покрывается гусиной кожей.

– Разве они не могли послать коридорного вас проводить? – спросила она через плечо, пытаясь нащупать в чемодане свой капот.

– Я им сказал, что сам справлюсь. Иногда… – Его голос беспомощно затих на полуслове.

Да куда же, черт побери, девался этот халат, будь он неладен?

– Иногда?.. – переспросила она, нетерпеливо вывернув на постель все содержимое чемодана.

– Боюсь, что иногда гордыня толкает меня на поступки, которые мне явно не по силам, – со сдержанным достоинством признался мистер Кордова.

Повернувшись к нему вполоборота, сестра Августина натянула на плечи капот из розовой синели.

– Смирение, конечно, достойно похвалы, – назидательно напомнила она, – но, должна признаться – хоть и не моего ума это дело, – что сама я никогда не считала его одной из основных добродетелей.

Его плутовская улыбка немного удивила ее: от человека, погруженного – пусть даже в прошлом! – в научные изыскания, она такого не ожидала.

– Спасибо вам на добром слове, сестра. Особенно принимая во внимание обстоятельства.

Она покрепче затянула на талии кушак капота и повернулась к нему:

– Ну вот, я готова. Позвольте мне взять один из них.

Он отдал ей меньший из чемоданов, который держал под мышкой.

– Какой номер назвал вам клерк?

– Четырнадцатый.

Они вышли в коридор. Она хотела взять его под локоть, но мистер Кордова отвел ее руку и сам крепко ухватился за ее плечо, пояснив:

– Мне так удобнее.

Двигаясь «индейской цепочкой» – он на шаг позади нее, – они безо всяких приключений добрались по узкому коридору до нужной двери.

– Вот мы и пришли. Номер четырнадцатый через две двери от моего, вы просто ошиблись при подсчете.

– Я должен еще раз извиниться.

– Вовсе нет. Ключ у вас? Позвольте мне помочь…

– Вы очень добры, но я предпочитаю все делать сам.

Это прозвучало неожиданно твердо, даже немного резко. Сестра Августина опешила и, отступив на шаг, принялась наблюдать с безмолвным сочувствием, как он ставит чемодан на пол, вешает трость на левую руку и шарит вынутым из кармана ключом вокруг замочной скважины. Наконец дверь открылась.

С первого же взгляда она убедилась, что его комната – сестра-близнец ее собственной.

– Я поставлю ваш чемодан вот на этот стул, ладно?

Он кивнул, но так и замер в дверях. Сестра Августина поняла, что он хочет остаться один, чтобы обследовать комнату без свидетелей, и, подойдя к нему, вновь решительным жестом водворила его руку к себе на плечо.

– Кровать стоит… – она слегка потянула его за руку, чтобы сдвинуть с места, – раз, два, три, четыре… в четырех с половиной шагах отсюда по прямой. А вот ночной столик.