Как в первый раз - Дженнифер Доусон

– Конечно, я не в его вкусе, – с улыбкой ответила она. – Я-то взрослая…

Девица открыла рот, собираясь что-то сказать, но Эван покачал головой и, схватив ее за руку, проговорил:

– Иди подожди меня внутри, крошка.

Пенелопа едва удержалась от возгласа изумления. «Что же он делает?! – промелькнуло у нее. – Мы ведь никогда не остаемся одни – таковы правила!»

– Но Эван… – Девица надула губы.

– Иди-иди. Я приду через минуту.

Пенелопа не знала, что он задумал, но не собиралась терпеть его фокусы.

– Нет-нет, я не хочу вам мешать, – заявила она, вскинув руки. – Я ухожу.

Эван, казалось, хотел что-то сказать, но потом передумал и, пожав плечами, проговорил:

– Как хочешь…

Девица же обвилась вокруг Эвана своим безупречным плейбоевским телом и самодовольно ухмыльнулась, глядя на Пенелопу.

– Надеюсь, ты не забыла захватить ходунки? – сказала она.

Лицо Эвана на мгновение словно окаменело. И Пенелопе показалось, что он все-таки поступит порядочно и поставит девицу на место. Но он тут же расслабился и снова пожал плечами. Пенелопа же, взглянув на девицу, проговорила:

– Кстати, он понятия не имеет, как тебя зовут.

Девица тотчас помрачнела и буркнула:

– Ошибаешься, знает.

Пенелопа покачала головой.

– Нет, не знает. Уж извини. Он всегда называет девушек «крошками», когда забывает имя. – Мельком взглянув на Эвана, она добавила: – Ну, развлекайтесь…

Пенелопа быстро направилась к двери. Уже покидая балкон, она услышала, как «крошка» потребовала, чтобы Эван сказал, как ее зовут. Но было ясно, что Эван этого не знал. Что ж, ничего удивительного. Ведь для него, знаменитого футболиста, прославившегося своей ненасытностью и необузданностью, имя очередной девушки никакого значения не имело – он в любом случае получит все удовольствия еще до окончания ночи.

Пенелопа вошла внутрь и торопливо зашагала по коридору в поисках места, где можно было бы хоть немного восстановиться. К счастью, в конце коридора нашелся укромный уголок, и она, прислонившись к стене, сделала глубокий вдох и крепко зажмурилась.

Ох, для умной женщины она, наверное, чересчур тупая. Ведь у нее было все, чего только можно желать от жизни, – и большой дом, и уважение коллег, и друзья, и семья, которая ее любила… Она получила образование в Северо-Западном университете, и коллеги восхищались ее аналитическим умом. А Шейн недавно повысил ее до главного исполнительного директора в «Донован-Корпорейшн», – причем повышение было с огромной зарплатой и еще более щедрыми бонусами. Следовательно, она все делала правильно. Ни разу не свернула с пути истинного. Не совершила ни одной серьезной ошибки. И в результате добилась успеха. Но почему же она при этом по-прежнему сохла по Эвану Доновану?

О, это так нелепо! И это ужасно ее бесило. Страстная любовь шестилетней девчонки давно должна была закончиться. И уж никак не должна была терзать ее в тридцать один.

Пенелопа помассировала пальцами виски. В течение всех этих лет она бесчисленное множество раз пыталась образумиться, но ничего не получалось. Ох, какая ирония! Похоже, ее сердце – ее злейший враг. А ведь она так старалась… Господь свидетель, она очень старалась. Встречалась со множеством мужчин, высоко ее ценивших и обращавшихся с ней так, как она заслуживала. Но все равно она никак не могла забыть Эвана. И не могла забыть прошлого, которое значило для нее куда больше, чем для него. Казалось, он постоянно присутствовал в ее сознании. А ведь он ей сейчас даже не нравился. С ее точки зрения, нынешний Эван – не настоящий мужчина, а скорее мальчишка-переросток. Повзрослевшая версия прежнего Эвана, через которую она легко могла бы перешагнуть. Да вот только воспоминания не позволяли.

И не важно, сколько раз она говорила себе, что тот мальчик – лишь плод ее воображения. Сердце отказывалось в это верить. И она, как поется чуть не в каждой кантри-песне, сохла по мужчине, который никогда не полюбит ее. И Пенелопа не знала, что с этим делать.

Единственное утешение в том, что никто не знал об этой ее слабости. Ни друзья. Ни родители. Ни один человек в мире. Она даже его имя не писала в дневнике, боясь, что кто-нибудь узнает правду.

Пенелопа очень хорошо умела скрывать свои чувства. И всегда была очень сдержанной. Так что никто даже не догадывался. Следовательно, эту свою тайну она унесет с собой в могилу.

Шесть месяцев спустя

Широкий захламленный стол отделял Пенелопу от ее босса и друга. Он разговаривал по телефону, а она сидела, постукивая высоким каблуком по ковру (единственная уступка страстному желанию бегать кругами по его кабинету, как сумасшедшая). Она слушала разговор Шейна с матерью, и было ясно, что дела плохи. К сожалению, такие разговоры сделались ежедневными.

Пока он разговаривал, Пенелопа мысленно твердила себе, что этот кризис – совсем не ее дело, что это не имело к ней никакого отношения. Ведь несмотря на свою близость к Донованам, она – не член их семьи, не так ли?

– Я пытался, – с досадой произнес Шейн, ущипнув себя за переносицу. – Даже не знаю, что еще можно сделать, мам.

Пенелопа возилась с чехлом айпада, стараясь не слушать, но ничего не получалось. Ведь темой разговора был мужчина, которого она никак не могла забыть.

Четыре месяца назад Эван получил серьезную травму, которая привела к тяжелейшей депрессии. Шла игра на своем поле с командой Миннесоты. И вдруг Пенелопа с ужасом увидела, как Эван упал. Все произошло очень быстро. Вот он ловит мяч, собираясь забить решающий гол, и тело его изгибается и грациозно взлетает в воздух. А уже в следующий миг его прямо в прыжке блокирует не в меру ретивый соперник-новичок. Когда игру остановили, Эван не сумел подняться. Пока медики пытались привести его в чувство, над стадионом висела неестественная тишина. Пенелопа же сидела, словно приклеившись к экрану телевизора, сидела, чувствуя, что сердце ее вот-вот замрет. Эвана, по-прежнему без сознания, унесли с поля, а когда он очнулся, ему сказали, что с футболом для него покончено. Иначе следующую подобную травму он может не перенести.

Первые несколько ночей были тяжелыми для всех. Борясь с желанием пробраться в больницу и увидеть его, Пенелопа находила утешение в заботе об остальных Донованах. Она взяла на себя все дела Шейна – перекраивала его расписание, беседовала с клиентами и передавала задания исполнителям, чтобы сам он мог сосредоточиться на семье.

Она подставляла Мадди свое плечо для слез и говорила ей, что все будет хорошо. Она варила для миссис Донован куриный суп с лапшой и присылала к ней уборщицу. Но Эван все глубже погружался в депрессию, и Пенелопу это угнетало так же, как и всех остальных.

– Хорошо, я попробую еще раз, – сказал Шейн матери. – Да, обязательно. Сделаю все, что смогу. Мама, но он же взрослый человек, и я не могу его заставить…