Убийца из детства - Юрий Александрович Григорьев

и паутиной оконце лестничной площадки. Когда он стал подниматься по кривым деревянным ступенькам, те жалобно застонали. Чувствуют, отметил он про себя.

Он не боялся, что его может увидеть кто-то из тех, кто его помнит. Узнать в дородном пятидесятилетнем мужике того мальчишку невозможно. Да и не осталось здесь никого, кто жил тогда. Специально наводил справки. Одна только Надька вернулась жить в дом детства.

Остановился перед обитой облезлым дерматином дверью. Глазок подсвечен изнутри горящим в коридоре светом и смотрит пристальным, немигающим взглядом. Мужчина усмехнулся. Была первой красавицей школы, – а живет в таком гадюшнике!

Рука потянулась к звонку. Указательный палец коснулся кнопки, но не нажал ее. Последняя возможность отступить! Отказаться от задуманного! Плюнуть на все: да гори оно огнем! Пусть все останется, как есть! Ведь ничего не изменить! Подобно джину из сказки, зло выпущено на свободу и теперь никакими ухищрениями его не вернуть обратно. Прошлось по надеждам и мечтам, словно испачканный и перегретый утюг по выстиранной и высушенной рубашке. И теперь уже не избавиться от оставленных им грязных пятен и рыжих подпалин. Так не лучше ли смириться? Не простить, но забыть? Не пытаться отобрать судейскую мантию у Судьбы. Или у Бога. Если он есть. Как пел Высоцкий: «Пусть жизнь рассудит! Пусть жизнь накажет!»

Указательный палец мужчины гладил кнопку звонка, а сам он опустил в задумчивости голову. «Надо или нет? Надо! Никто не знает, что я приговорил Надьку к смерти. Никто и никогда не поймет причины случившегося».

Мужчина тряхнул головой! Да что же это такое! Воспоминания, будь они прокляты, не дают покоя. Лезут в голову в самые неподходящие мгновения. Ведь все решено! Давно обдумано и взвешено. Это все внутренний голос. Как же он меня достал!

Всю жизнь следит за каждым шагом. Не дает забыть про грехи, ошибки и постыдные поступки, что случались в жизни. Не позволяет забыть не только то, что хотя бы кто-то знает и может некстати напомнить. Чтоб пристыдить. Или унизить. Или. … Да мало ли еще зачем. Нет! Он не разрешает выбросить из памяти даже то, о чем не знает никто. Что так хочется забыть навсегда! А чего стоит его иезуитская извращенность! Всегда объявляется некстати. Последний раз приходил два дня назад ночью.

Мужчина вспомнил, как перевернул тогда подушку холодной стороной вверх и ждал, когда придет желанный сон. А он … Что этот подлец, голос, сделал? Ни с того ни с сего зажег в дремлющем уже мозге воспоминание о той драке с Васей перед кабинетом химии. Собственно, драки не было. Было избиение. Чушкин, сильный и поднаторевший в силовых единоборствах без правил, бил и приговаривал: «Ты понял, за что?» Мужчина заново увидел, как беспомощно съежившись у стены, закрывался от могучих кулаков, не смея ударить в ответ. Не отважился выйти из драки пусть и в кровь избитым, но победителем. Вася про это, конечно, давно уже забыл. Те, кто это видел, и те¸ кто не видел, но знал, тем более. Уже верилось, что этот постыдный эпизод жизни навсегда похоронен под многими тоннами дней, лет, событий. Но голос напомнил. Зачем? А затем, чтобы увидеть, как его жертва вздрогнула. Скрипнула зубами. Чтобы услышать ее невольно вырывающийся из груди протяжный, полный стыда и боли стон. Чтобы стон этот разбудил жену. Чтобы она испуганно спросила: что с тобой?

«Всю жизнь внутренний голос следит за мной, – грустно подумал мужчина. Как говорит молодежь, пытается строить. И нет никакой возможности избавиться от его назойливого и раздражающего присутствия. Но теперь с ним будет покончено! Навсегда! Надо сделать то, что задумал!» О чем голос знал, но отмолчался. Потому что он думает, что просто зафиксирует то, что станет для мужчины избавлением от прошлого, чтобы потом терзать своего хозяина еще и этим воспоминанием. И просчитается! Потому что станет соучастником того, что случится. А соучастие наказуемо!

«Так что придется тебе, мой назойливый спутник, признать поражение, – мысленно сказал голосу мужчина. – И оставить меня в покое. Навсегда!»

Он решительно надавил на кнопку. За дверью раздалось кудахтанье, которое извращенный ум изобретателя звонка посчитал трелями соловья.

Потом из квартиры послышались шаркающие шаги. Свет в глазке потух. Секунды тянутся как вечность. Брякнула цепочка. Наконец повернулся ключ, и дверь распахнулась. Бледное, настороженное лицо над натянувшейся цепочкой.

– Привет, Надька! – бодро произнес мужчина. – Шел мимо, смотрю – в твоих окнах свет горит. Дай, думаю, зайду. Пустишь?

– Питон… – удивленно проговорила женщина.

На Надьке были надеты джинсы и бледно-розовая полупрозрачная блузка, сквозь которую просвечивал бюстгальтер.

– На чашку чая пригласишь? – спросил мужчина и одарил одноклассницу беззаботной улыбкой.

Но Надька не приняла его игривый тон:

– Ты каким ветром здесь? – спросила она так, словно не верила своим глазам.

– Я же сказал. Шел мимо, увидел свет. Так пустишь?

– Вот уж кого не ожидала, так тебя, – призналась Надька и вздохнула. – Ну, заходи, раз пришел.

Она впустила гостя, закрыла за ним дверь. Мужчина наклонился, чтобы снять туфли.

– Тапочки вон там! – показала под табурет Надька. – Ванная, знаешь, где. В такой же квартире жил.

Она прошла вперед. Питон сбросил туфли и сунул ноги в мягкие белые тапочки, явно привезенные из турецкого отеля. По пути на кухню зашел в ванную. Да, отметил про себя, точно такая же каморка с газовым нагревателем была и в родительском доме.

– Как это мне знакомо! – сказал Питон, оказавшись в кухне. – Все как было и у нас. Только вот здесь была печка.

– Печки давно уже сломали, – ответила Надежда. – Да ты садись. Рассказывай.

– Что рассказывать?

– Как в нашем районе оказался. От любовницы идешь?

– Обижаешь! Я примерный семьянин!

– Все вы примерные! Пока не поманишь. Тут же крыша съезжает.

– Ты сегодня не в духе?

– Я всегда в духе! – вяло ответила Надька. – Чай будешь?

– Так на него и напрашивался…

Надежда включила чайник. Поставила на стол симпатичные фарфоровые чашечки. Сахарницу.

Питон молча наблюдал за одноклассницей. Время не пощадило ее. Пополнела. Немного сутулится. Мочки ушей оттянуты тяжелыми сережками. И морщинки. На шее и перед ушами. Глубокие складки около рта. Все, что как ни старайся, выдает возраст. А Надька, это видно, пытается бороться с неизбежным. Волосы недавно покрашены, предательской седины у корней не видно. Прическа сделана. Гостей не ждала, но блузка новая, не из дешевых и не слишком подходит для того, чтобы в одиночестве коротать вечер перед телевизором. Аккуратный, сдержанный макияж. Но все эти усилия тщетны. Яркая помада не может скрыть поперечные складки на губах. Никакие кремы, Питон видел их