Охранитель! - Виталий Иванов

3) государство реализует власть неподотчетно.

Важно также помнить, что сама идея суверенитета была разработана в конце XVI века во Франции посредством обобщения опыта противостояния королей римским папам и подчинения феодалов королевской власти в XIII–XVI веках. Нужно также учитывать, что к тому времени как раз потерпели окончательное поражение универсалистские проекты папства и Священной Римской империи.

Система внешних суверенитетов непосредственно отсчитывает свою историю с Вестфальских договоров 1648 года, поставивших точку в Тридцатилетней войне и фактически демонтировавших империю.

Идея суверенитета, таким образом, противоположна идеям империи и надгосударственных объединений, более того, она изначально плохо совместима с международным правом, которое, как уже сказано, всегда ограничивает суверенитет.

Однако чем больше возрастала потребность в межгосударственной кооперации, чем больше росла роль договоров, конвенций, пактов и международных объединений, организаций, тем меньше возможностей для реализации суверенитета оставалось у государств.

Никто не отменял и того факта, что сильные всегда стремятся подчинять себе слабых, решать за их счет свои проблемы и самоутверждаться. Но даже сильные государства, способные вмешиваться в дела других, — державы — не могут считаться суверенными, поскольку выступают активными субъектами международного права и связаны им.

Практика раздела державами сфер влияния в Европе, империализм и колониализм, Версальская и Ялтинско-Потсдамская системы, деятельность Лиги Наций, а затем ООН, а также негативный опыт суверенизации многих бывших колоний (особенно африканских) и прочее постоянно опровергали классическую теорию и в целом, и в частностях.

В этой связи очевидно, что нужно выделять и разводить формальный суверенитет — декларацию, соответствующую теоретическим определениям, нормативно оформленную, — и суверенитет фактический.

О фактическом суверенитете следует говорить не как о данности, а как о претензии. Претензии политической организации на независимость, самостоятельность во внешних и верховенство во внутренних делах, признаваемой другими политическими организациями с аналогичными претензиями. Претензии, которая в полном (в описанном в теории) объеме никогда не реализуется и реализоваться не может, однако все равно должна отстаиваться всеми возможными и допустимыми способами. Претензии, позволяющей провозгласить и предъявить формальный суверенитет и реально получить ту или иную степень автономии, то есть ограниченной независимости и верховенства.

Государство до тех пор действительно государство, пока оно успешно претендует на фактический суверенитет. Именно эта претензия при ее признании и реализации в границах возможного позволяет однозначно отличить государство от любой другой политической организации.

3

После крушения СССР Запад достиг апогея своего могущества, США — главная западная страна — остались единственной сверхдержавой. Западноевропейские государства стали на путь уже не только фактической, а формальной десуверенизации, объединившись в Евросоюз. Одновременно стали просматриваться вполне четкие контуры куда более масштабного универсалистского проекта — системы, если угодно, глобального суверенитета, глобальной власти, осуществляемой сетевой структурой, образованной руководством западных держав, Евросоюза, транснациональных корпораций и международных организаций вроде ВТО, МВФ и прочих, своего рода мировой империи (об этом много пишут, в частности, известные неомарксисты Майкл Хардт и Антонио Негри). Можно говорить о претензиях отдельно взятых США или Запада в целом на роль метрополии в империи, при этом речь по факту идет скорее об их привилегированном положении, особой роли. Несмотря на многочисленные противоречия между западными странами, несовпадения национальных и имперских интересов, этот проект продвинулся достаточно далеко. Вместе с тем с учетом углубляющегося системного кризиса Запада, роста экономик и политических амбиций Китая и Индии, «бунта» Ирана, «левого марша» в Латинской Америке и т. п. легко представить себе в перспективе как его полный провал, так и существенную коррекцию, которая выльется в формирование совершенно полицентрической структуры. В ней Запад либо не получит привилегированного положения, либо очень быстро его утратит.

Перед Россией в начале 1990-х стоял ясный выбор: или полностью встать в фарватер Запада, или начать самостоятельно добиваться места под солнцем, сочетая заимствование и сотрудничество с конкуренцией и даже конфронтацией. Последнее означало выдвижение суверенных претензий — имея в виду, конечно, империю на основе России, — предъявление нашей страны как державы. Вряд ли кто-то мог сомневаться, что мы выберем второй путь. Вся наша история это предопределяла.

В 1990-е годы Россия претендовала на суверенитет, мягко говоря, непоследовательно и неэффективно, хотя попытки были (можно вспомнить многое — и первую чеченскую войну, и марш-бросок на Приштину и т. д.). Тогда установился режим соревновательной олигархии. Правила «соревнований» установились предельно свободные, государственная власть была слаба, экономика еще не пришла в себя после советского кризиса и «реформ» Гайдара — Чубайса. При Путине положение изменилось — соревновательная олигархия сменилась консенсусной, начала выстраиваться «вертикаль власти». Восстановительный рост, а затем ряд успешных реформ и мероприятий, осуществленных путинской администрацией и правительством, и, конечно, дорожание нефти и газа на мировых рынках помогли стабилизировать социально-экономическое положение, а последнее также позволило предъявить Россию как энергетическую державу (мне больше нравится формулировка «ядерноэнергетическая держава»).

Потребность в идеологической и пропагандистской «упаковке» этой новой реальности вызвала к жизни концепт суверенной демократии. Но это уже другая тема.[1]

Вряд ли есть в политическом лексиконе более затасканное слово, чем «демократия». Что им только не обозначают и кто им только не клянется. Доброй порцией масла в огонь перманентной дискуссии о демократии стало понятие суверенной демократии. Одни утверждают, что это всем демократиям демократия, другие — что это вообще не демократия.

1

Демократия — это политический режим (система организации власти — формальной и неформальной), существовавший в ряде древнегреческих городских республик и описанный античными философами и историками. Хрестоматийным примером выступает афинская демократия, практика которой была подробно обобщена Аристотелем. Античные демократии предполагали народовластие, максимальную «симфонию» народа и власти, то есть прямое управление государством народным собранием и через максимально широкое народное представительство.

Однако опыт тех же Афин показывает, что подобное возможно лишь при наличии целого ряда условий:

1) ограниченной территории;