Ловкая бестия - Марина Серова

«Профессионально… — усмехнулась я про себя, — да это детские игрушки по сравнению с Берни. Вот тогда, двадцать лет назад, это был настоящий профессионализм. А все, что было потом, — только опыт…»

Я внезапно поймала себя на том странном, неуловимом и чудном детском ощущении, с которого все, собственно, и началось.

* * *

Тогда, вьюжной зимой семьдесят восьмого года, в заснеженном Владивостоке я, восьмилетняя Женя Охотникова, сидела дома и изнывала от скуки.

Ветрянка, если кто не знает, это такая болезнь, которая донимает тебя от силы два-три дня. А еще две недели ты просто ждешь, пока пройдут все эти язвочки, которые утром и вечером смазывают зеленкой.

И вот от нечего делать я придумала потрясающую игру. Мои родители были на работе — папа заседал в своем военном штабе, мама принимала больных в клинике, так что партнером для игры стал огромный сенбернар, чье имя отчасти совпадало с его породой — Берни.

Как известно, сенбернары, несмотря на зверскую внешность и большие размеры, собаки, в общем-то, довольно мирные и неагрессивные.

Берни позволял мне все — совсем маленькая я каталась на нем, намертво вцепившись рукой в холку, дергала его за хвост и — страшно сказать — даже пыталась играть с ним в зубного врача.

Помнится, я раскрывала ему пасть и пыталась гвоздиком имитировать бормашину. Берни, когда уже не мог терпеть, аккуратно выталкивал мою руку из своей пасти, стараясь не поцарапать меня зубами.

Так вот, в тот зимний день я принялась играть в охоту на львов. Берни, само собой, был злобным львом, а я — смелым охотником.

Моя основная задача была довольно сложной: бесшумно подкрасться к Берни и выстрелить из игрушечного ружья прямо ему в ухо.

Человек, имевший дело с собаками — если эти собаки не находятся в последней степени издыхания, — знает, что эти животные умудряются слышать — или чувствовать? — то, что нам, людям, не дано.

Но стоило мне сделать всего один-единственный осторожный шаг по направлению к Берни, как пес сразу же поворачивал голову и внимательно смотрел на меня своими красноватыми глазами.

— Ну Берни же, — просила я его, — ты не должен поворачиваться, это такая игра…

Но Берни был неумолим.

С пятой неудачной попытки я поняла, что слишком громко дышу. С седьмой — что отнюдь не следует пытаться ходить на носках, так как тело сильно напрягается и можно потерять координацию — проще ставить всю ступню сразу, но как можно тише.

Теперь Берни уже поворачивал голову после третьего моего шага.

На следующем этапе я применяла отвлекающие маневры. Например, устраивала шуршание в гостиной, а сама через прилегающую к ней спальню быстро пробегала по коридору и кралась к Берни со спины.

Мне приходилось каждый раз менять звуковое оформление (гром кастрюли, бой часов, звон посуды), так, чтобы Берни, выставив вперед ухо, вслушивался, отвлекаясь от того, что происходит у него сзади. А сзади была я, и после получаса тренировок до Берни оставалось всего два шага.

Но пес все равно оборачивался ко мне. Результат в тот раз так и не был достигнут.

На следующий день я догадалась скинуть тапочки и кралась к Берни босиком. Но теперь ноги прилипали к полу и издавали звук тихого чавканья.

Наконец дело решили шерстяные носки (синтетические были отвергнуты после первой же попытки). Я подошла к Берни на сантиметр и, поднеся к его уху игрушечное ружье, тихо произнесла:

— Пафф!

Берни встрепенулся и, грустно посмотрев на меня, вильнул хвостом…

* * *

— Так что, госпожа Охотникова, речь идет не о простом телохранителе, — продолжал между тем свои объяснения Сидорчук. — Нам нужен суперсотрудник, который неотлучно будет находиться при боссе.

— Значит, меня будут принимать за секретутку, — констатировала я.

— Вот именно, — кивнул осклабившийся Сидорчук. — Такая длинноногая красавица, которая всегда под боком с блокнотом под мышкой. Пусть думают что хотят, в ваши обязанности не входит оказание интимных услуг. Разве что на добровольной основе.

Я вспомнила пухлую ручку Леонида Борисыча и вяло пожала плечами.

— Вот как? А между прочим, многие в нашем городе о таком даже и мечтать не могут, — среагировал на мой жест Сидорчук.

— Я вообще не мечтаю, — огрызнулась я, — не мой профиль.

— Это к делу не относится, — сказал Иван Петрович, — давайте обсудим детали.

Обсуждение заняло полчаса.

В мои обязанности входило: присутствовать в непосредственной близости от Леонида Борисовича Симбирцева с семи утра до двадцати вечера, оберегать его персону и хранить тайну о роде моей деятельности.

За эту работу мне обещали платить тысячу долларов в неделю.

— Так вы согласны?

«В принципе, почему бы и нет? — подумала я. — На переводах, которые, кстати, не столь уж регулярны, я зарабатываю в пять раз меньше, а репетиторство начинает меня утомлять. И потом, эта работа хоть отчасти будет похожа на ту, к которой я готовилась столько лет…»

— Давайте попробуем недельку, — предложила я. — А там видно будет.

— График, конечно, плотный, — вздохнул Сидорчук, — но, как я понимаю, вы не очень-то связаны социально. И в личной жизни тоже…

— Это вам небось дорогие соседушки порассказали? — скривилась я.

— А как же, — развел руками Сидорчук. — У бабулек традиционный дефицит общения, вот и рады побазарить с первым встречным. Да вы, чай, и сами знаете. Учили небось контакты-то налаживать?

— Разумеется, — сухо сказала я. — Можете считать, что я согласна. Кстати, вы не забыли, что через минуту нас ждет Симбирцев?

Пока мы шли по узкому коридору из гостевой комнаты к кабинету, из-за стены слева слышались звуки радио. Какая-то местная коротковолновка передавала песню с последнего альбома «Битлз».

И с первыми же тактами музыки снова нахлынули воспоминания детства.

За те шесть шагов, которые мы с Сидорчуком прошли до двери босса, я успела вспомнить столько, что хватило бы на целый роман.

Говорят, что так много человек может вспомнить перед смертью. Могу на собственном опыте это подтвердить. Несмотря на то, что я до сих пор жива, тогда, в 1995-м, черный ангел смерти коснулся меня своим крылом, и я с тех пор кое-что знаю об этом.

* * *

— …Не может быть! — всплескивала руками мама. — Нет, вы только послушайте!

Это восклицание обращалось отнюдь не к заезженной пластинке с идиотской надписью «Вокально-инструментальный ансамбль», которая только что остановила свое кружение на резиновом диске проигрывателя.

Мама имела в виду меня, а ее слова были обращены к немногочисленным гостям, восседающим за праздничным столом. К тому времени уже было покончено с десертом и все присутствующие были настолько благодушны, что уделили толику своего внимания маленькой девочке, ковырявшей носком тапочки край ковра.