Каменное брачное ложе - Харри Мулиш

— Не согласитесь ли вы пообедать со мной сегодня или завтра?

— Большое спасибо, но ничего не выйдет, мы вряд ли сможем видеться часто, — она произнесла эти слова с сильным, раскатистым акцентом, а когда Коринф улыбнулся, холодно продолжала: — Кстати, сегодня вечером герр профессор, доктор Карлхейнц Рупрехт из Лейпцига, дает обед в честь иностранных гостей. Хватит ли у вас сил? Жаль будет, если вы, единственный американец… Но если вы слишком устали, можете перекусить прямо здесь и лечь пораньше.

— Конечно, конечно, — встрял Людвиг. Он крутил в пальцах плектр, красную плоскую штучку для игры на гитаре.

— Меня нелегко свалить с ног, — сказал Коринф.

— Я тоже так подумала. — Хелла быстро повернула голову к окну: там какая-то птица с криком вылетела из кустов, пересекла террасу и понеслась вниз, в долину. — Собственно, вы можете пока прилечь, а я пришлю машину назад и встречу вас внизу, в отеле. Гюнтер вам поможет.

И тотчас же шофер, пританцовывая и хохоча, как безумный, втащил багаж в темную, странную комнату: в ней стояли три кровати и диван, стены были обиты панелями, квадратные колонны подпирали потолок. За двустворчатыми дверями, ведущими на террасу, оказалось окно с подоконником, так что открыть их было невозможно. Возле умывальника стояли две тумбочки, на одной лежал коробок спичек.

Людвиг повел Коринфа к другим дверям; за окном промелькнула женщина в темном платье.

— Фрау Вибан прелестна, не правда ли, герр доктор? Она часто бывает здесь с иностранными гостями. Очаровательна, как всегда. Проходите, сейчас я дам вам ключ. Здесь у нас, кстати, подается завтрак.

Они вошли в большую, заставленную мебелью комнату. У окна, выходившего в сторону города, светловолосый мальчик дышал на стекло и что-то писал пальцем на запотевшей поверхности. Обернувшись, он сердито поглядел на них.

— Пишешь книгу на стекле? Это герр доктор, познакомься-ка с ним, живо, — приказал Людвиг и пошел к шкафу.

Светленький мальчик — на вид ему не было шестнадцати, — хихикая и виляя бедрами, подошел к Коринфу и, кокетливо пожимая плечами, протянул ему руку. Коринф почувствовал, что мальчик специально задерживает его руку в своей.

— Как тебя зовут? — спросил он, высвобождая руку.

— Южен. Какие у вас холодные руки!

— Южен, герр доктор, — поправил его Людвиг.

— Южен, герр доктор.

За его спиной влага на стекле высыхала, и слова исчезали в небесах над горизонтом. Мальчик изящно повернулся, продолжая глядеть на Коринфа. Шрамов он как будто не замечал. Коринф смотрел поверх его плеча на улицу.

— Давай, Южен, пошевеливайся, — скомандовал Людвиг, не оглядываясь; он искал что-то, перекладывая бумаги и коробки.

Южен повернулся на каблуках и отошел к окну. Там он принялся с деловым видом возить карандашом вдоль корешков книг, стоявших на полке под подоконником, исподтишка поглядывая на Коринфа. Коринф сдерживался, чтобы не рассмеяться: боялся, как бы мальчик не подумал, что смеются над ним. Мальчик слегка покраснел.

— Где ключ от этого шкафа, Южен?

— Откуда мне знать? — рассмеялся Южен, оборачиваясь к Коринфу.

— Он у нас такой шутник, — сказал Людвиг. — За шкафом, конечно?

— Да! — Продолжая хохотать, Южен изящным прыжком подлетел к Людвигу, помог ему приподнять и повернуть шкаф, и Коринф увидел, что позади этой комнаты пристроена другая, с окнами, лесенкой и дверью, и там лежит на кровати женщина; видны были только ее светлые волосы на подушке: она лежала лицом к окну, за которым был город, но ей он не был виден. На покрытом скатертью столе стоял букет цветов и лежали апельсины.

— Ага! — С обретенным ключом в руках Людвиг пересек комнату: Великий Критик, Магистр; он отпер дверь и поклонился: — Не будете ли вы так любезны?

По лабиринту коридоров и лестниц, мимо ниш и полукруглых окошек во внутренних стенах он повел Коринфа вверх, неся в руках его сумку.

— Да-да, герр доктор Коринф из Соединенных Штатов, — проговорил он, скорее всего, чтобы поддержать разговор; потом, несколько раз кашлянув: — Позвольте спросить, что это за конгресс, на который вы прибыли? У нас, на востоке, не часто встретишь американца.

— Зубы, — ответил Коринф. Людвиг оглянулся. Коринф постучал по своим зубам. — Меблировка персональной столовой.

— Ах, дантист. Прекрасная профессия. Зубы — это замечательно, если есть что ими жевать. — Кивнув, он двинулся дальше. — Конгресс дантистов, — пробормотал он себе под нос. — Вы попали в очень странную страну, герр доктор. — Он огляделся. — Слыхали, какой пожар у нас тут приключился?

— Пожар? — откликнулся Коринф, глядя ему в спину. — Вы сказали — пожар?

— В Луизенхофе, наверху, — он ткнул пальцем в стену, покрытую белым налетом, — неподалеку отсюда. Самый красивый отель в городе. На прошлой неделе сгорел дотла. По необъяснимой причине. Полиция действует на ощупь. Вот так, — в голосе Людвига явственно звучало недоверие.

— Жертвы были?

— Мария Флрстер. Манекенщица. Одна из самых красивых женщин ГДР.

— Что-то было не в порядке?

— У них всегда все в порядке, — пожал плечами Людвиг. — Всегда все в порядке.

Коринф промолчал и стал подниматься по каменной винтовой лесенке. Было душно, откуда-то доносилось жужжание. У маленького окошка, выходившего в сторону города, он остановился. Множество дохлых и полудохлых мух лежали в пыли на подоконнике, живые — на спинках — вертелись так быстро, что становились почти невидимыми, дохлые валялись друг на друге. Он некоторое время наблюдал за представлением, склонившись над ними.

— Ничего нельзя сделать, — крикнул Людвиг сверху; он уже стоял на крыше, на фоне сиреневого неба, и, нагнувшись, глядел в люк. — Каждый год одно и то же. Стоит начаться ветру, и они слетаются в дом. Чего же вы хотите? У нас, в Дрездене, теперь такая традиция: помирать целыми толпами.

Коринф стал подниматься вслед за ним и через несколько секунд стоял на цинковой крыше рядом с Людвигом, на самом верху, среди дымовых труб, антенн, вентиляционных решеток, посреди окружавшего их мира. Смеркалось; с востока, из Богемии, наплывала пурпурная ночь, и долина внизу наполнялась туманом. Совсем рядом он увидел комнату, в которой должен был поселиться: окна по всему периметру, металлическая лесенка ведет вверх, на смотровую площадку.

— Я не слишком много наболтал? — спросил Людвиг. — А вот такого в Америке не бывает! — Он указал вниз: там, на одной из крыш, вокруг трубы, был устроен садик. — Здесь повесился Кршовский.

— Вы его знали?

— Как можно знать сумасшедшего? — спросил Людвиг, разводя руками. Он опустил сумку на пол в комнате, где стояли кровать, белый стол и стул, и принялся выгонять мух полотенцем.

Комната оказалась с сюрпризом: с кровати открывался широкий вид. Коринф подошел к окну, закурил и посмотрел на огоньки, зажигавшиеся внизу. В несколько секунд они превратили туман в кружевные одежды, «…нет, потому что я…» [маленькая девочка]. Впервые в нем проснулось ощущение чужой, неприветливой страны; что-то звериное, осознание того, что находишься среди чуждого пейзажа. «Я просто устал», — подумал он, касаясь рукой холодного стекла и глядя вниз: там машина, в которой сидели Хелла с корейцем, выехала за ворота и медленно начала спускаться к реке по дороге меж темных деревьев. Не глядя более в долину, он сел на подоконник, сдвинул шляпу на затылок и выдохнул дым.