📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгКлассикаСердце Демидина - Александр Велин

Сердце Демидина - Александр Велин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 113
Перейти на страницу:
полумраке старшему лейтенанту Конькову казалось, что в комнате становится холоднее, и в такие минуты у него по спине ползали мурашки.

Высокая Дарья Анатольевна возвышалась над сидящими, как минарет.

– Александр Сергеевич Пушкин. Александр Сергеевич Пушкин, – говорила она замогильным голосом. – Вы будете говорить? Да или нет. Да или нет.

В какой-то момент блюдце начинало метаться между пальцами людей, словно затравленный зверёк.

– Я чувствую монаду Александра Сергеевича, – объявляла Дарья Анатольевна.

Коньков не верил в спиритизм, но всё равно ему было неприятно и он ёжился, будто от холода.

Спиритисты задавали духам различные вопросы, например, у того же Пушкина старались поделикатнее выпытать историю его взаимоотношений с женой. Или интересовались авторством сочинений Шекспира, с которым общались на русском языке, что, в общем, всех устраивало, хотя говорили с завистью, что одна переводчица с Тверской для общения с Шекспиром принципиально использует только староанглийский язык.

Большинству из присутствующих было за пятьдесят. Конькову было здесь скучновато, и он мог бы посылать сюда кого-нибудь из своих подчинённых, но спиритисты когда-то стали его первой самостоятельной работой, и он не хотел их перепоручать никому другому. Кроме того, он привязался к Дарье Анатольевне.

К сожалению, духами поэтов и писателей дело не ограничивалось и к блюдцу время от времени призывались тени политических деятелей.

Дух Ленина, например, всё чаще донимали, вполне ли он доволен положением дел в Советском Союзе? Кто ему нравится больше – Ельцин или Горбачёв? Что теперь ему кажется лучшим: социализм или западная демократия? Дмитрий Коньков от таких вопросов, сам того не замечая, начинал болезненно морщиться.

Он думал о том, что в один прекрасный день всех этих симпатичных людей разгонят и что лучше бы они в политику не лезли. Чуткая Дарья Анатольевна в такие моменты сочувственно посматривала на хрупкого Конькова и предлагала всем перейти к кофе, чтобы слишком длительное общение с духами не повредило ауре присутствующих.

У Конькова было много хлопот со спиритистами, не говоря уж об остальных. Кришнаиты получали деньги и литературу из-за рубежа и считались подверженными западному влиянию, а следовательно, враждебными.

Реставраторы икон из клуба «Княжичъ» были настроены патриотически, терпеть не могли Запад, но мечтали о восстановлении царской власти, что нервировало КГБ, поскольку всё-таки подразумевало государственный переворот.

А клуб «Шалом и здравствуйте!» был базой Всемирного еврейского конгресса по переманиванию евреев в Израиль. Не то чтобы КГБ или Советский Союз так любили евреев, что не могли с ними расстаться, но, когда те стремились покинуть страну сами, да ещё в возрастающих количествах, было как-то обидно. Кроме того, часто уезжали хорошие специалисты, которых не хотелось терять.

«Шалом и здравствуйте!»

В последнее время Коньков не любил ходить в «Шалом и здравствуйте!», хотя и должен был там появляться под видом изучающего иврит и еврейскую культуру.

Полгода назад там преподавала еврейскую историю Лена, девушка с волнистыми каштановыми волосами и голубыми глазами. Лена рассказывала о хасидских цадиках, и её прекрасные глаза то смеялись, то становились печальными и бездонными.

Дмитрий Коньков слушал её голос и думал о том, что она похожа на тургеневскую девушку середины девятнадцатого века, да ещё на Василису Прекрасную с обложки книги «Русские народные сказки». Эту книгу маленькому Диме бабушка подарила в первый день школы. Рядом с Василисой Прекрасной был нарисован Иван – крестьянский сын, держащий в руке меч и наступающий аккуратным красным сапожком на чешуйчатую шею Змея Горыныча, который глядел на Василису знойными, с поволокой очами.

Иногда старшему лейтенанту Конькову казалось, что Лена смотрит на него чаще, чем на других, тогда у него захватывало дух и он чувствовал, что краснеет, и начинал ругать себя за непрофессионализм.

Как-то в классе появился румяный молодой человек, облачённый в чёрный костюм и круглую шляпу, похожую на модель планеты Сатурн. Молодой человек оказался Сашей Перельштейном (1962, еврей, холост, высшее, аспирант), представителем общины известного раввина Зяблика-Школьника, давно переехавшего в Нью-Йорк.

Саша обладал длинными, как у телёнка, ресницами и неистощимыми запасами энтузиазма. Лена смотрела на Сашу с уважением, и Коньков томился от ревности. Присутствующие – уставшие после рабочего дня люди, собравшиеся на урок со всех концов Москвы, восприняли Сашино появление прохладно. Саша раздал им книжечки «Краткое введение в иудаизм» и принялся рассказывать истории из жизни своего учителя Зяблика-Школьника.

– Как-то раз, – говорил Саша, хлопая своими замечательными ресницами, – ребе был тяжело болен. Родственники думали, что он умирает. Но вот пришёл к нему простой еврей за советом. Тогда ребе поднялся со своего одра и шесть часов проговорил с ним о его семейных делах.

– Он настолько знаменит, что слава о нём идёт по всему миру! – рассказывал Саша.

Он захлёбывался от восторга, не замечая, что его энтузиазм не передаётся другим. Но старший лейтенант Коньков расстроился. Ему казалось, что Лена ловит каждое Сашино слово.

– Я тоже слышал историю про Зяблика-Школьника, – неожиданно для себя сказал Коньков. – Однажды он был снова смертельно болен. Вдруг он услышал шум во дворе. Он выглянул в окно и увидел, что внизу во дворе четыре простых еврея тащат в подъезд пианино. «Куда вы несёте пианино?» – крикнул он. «На восьмой этаж», – отвечали ему. Тогда ребе на цыпочках спустился во двор, помог этим людям перетащить пианино, вернулся к себе и снова лёг в кровать.

Кто-то захихикал. Саша запнулся, пытаясь найти слова для ответа. Лена зажимала рот ладошкой, морщилась от смеха, и Коньков почувствовал себя счастливым. Но через несколько недель Лена уехала в Израиль, и Конькову стало тяжело приходить в «Шалом и здравствуйте!».

Антоша Феодоров и кришнаиты

Спокойнее всего он чувствовал себя в ашраме кришнаитов, расположенном неподалёку от метро «Кропоткинская». Кришнаиты были люди кроткие и благожелательные, и казалось, что, исходящие от них мир и покой разливаются в воздухе вместе с индийскими ароматами.

Ашрам располагался на квартирке Стёпы Верховцева (1955, русский, холост, высшее, музыковед). Стёпа в собственности не нуждался, так как пребывал в самадхи: и днём и ночью он сидел в позе лотоса в гостиной и отрешённо улыбался. Его с благоговением показывали новичкам.

Впавшего в самадхи Степу опекал ставший фактическим главой ашрама Антоша Феодоров (1952, русский, не имел, холост, среднее, слесарь), как и Вова Понятых, бывший агентом Конькова. Антоша Феодоров недавно вернулся из Нью-Йорка и до сих пор рассказывал, как получил посвящение «у лотосоподобных ног» самого основателя кришнаизма. Длинное имя этого основателя старший лейтенант Коньков запомнить не смог, но на всякий случай хранил в записной книжке.

Тоненькая, одетая в жёлтое сари девушка

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 113
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?