Распознавание образов - Уильям Гибсон

Вокруг бурлит утренний Сохо, постепенно нагреваясь до полуденной отметки, когда корпоративная орда хлынет через край и затопит окрестные бары и рестораны, пустующие в ожидании пятничного наплыва. После переговоров Кейс тоже приглашена на обязательный обед – в ресторан под названием «Узкоглазые не серфингуют»[5]. Но она уже предчувствует другой серфинг: временная разница утягивает ее в унылое болото серотонинового голодания, где серфингуют перелетные оболочки, поджидая свои заплутавшие души.

Кейс смотрит на часы и ускоряет шаг, направляясь к зданию, из которого «Синий муравей» недавно выкурил другое, более консервативное агентство.

Над головой сверкает ослепительное небо, исчерканное самолетными следами. Нажимая кнопку звонка, Кейс жалеет, что не взяла темные очки.

Она сидит напротив Бернарда Стоунстрита, с которым имела дело еще в Нью-Йорке. Бледное лицо Бернарда покрыто неизменными веснушками, морковно-рыжий чуб зачесан наверх в духе Обри Бердсли с небрежностью, доступной лишь в дорогих салонах. На нем черный костюм от «Пола Смита», пиджак модели 118, брюки модели 11-Т. В Лондоне Стоунстрит придерживается особого стиля: вся одежда выглядит так, словно ее вчера впервые надели, а потом прямо в ней завалились спать, причем каждая вещь стоит не дешевле тысячи фунтов. В Нью-Йорке он предпочитает несколько другой имидж – этакого стиляги, только что побывавшего в жестокой потасовке. Два мира, две разных шкалы культурных ценностей.

Слева от Бернарда сидит Доротея Бенедитти, зализанная, застегнутая и затянутая в пучок на угрожающе деловой манер. Эта женщина, с которой Кейс встречалась в Нью-Йорке лишь мельком, занимает высокое кресло в отделе графического дизайна фирмы «Хайнц и Пфафф». Сегодня утром она прилетела из Франкфурта с проектом новой эмблемы кроссовок. Проект разработан по заказу одного из крупнейших в мире производителей спортивной обуви. Бигенд убежден, что этому сегменту рынка необходимо радикально обновить лицо. Правда, непонятно, каким образом. В зазеркалье объем продаж кроссовок продолжает падать, но и «скейтики», которые их вытесняют, тоже не очень популярны. У Кейс есть свои соображения на этот счет. Она заметила, что на улицах появляются признаки спонтанного зарождения моды на обувь в духе «городской хищник». Эта юная мода переживает пока стадию потребительского переосмысления, но за ней неизбежно последуют стадии коммерциализации и глобальной стилизации.

Эмблема должна обеспечить прорыв «Синего муравья» в новую эру. Поэтому Кейс, с ее уникальной рыночной аллергией, попросили прилететь в Лондон и сделать то, что умеет делать только она.

Просьба кажется Кейс немного странной или по крайней мере несовременной. Ей уже давно не приходилось покидать Нью-Йорк по такого рода контрактам. Почему бы не провести телеконференцию? Может, ставки настолько высоки, что вступают в силу соображения безопасности?

Да, похоже, что так. По крайней мере Доротея настроена весьма серьезно. Она серьезна, как раковая опухоль. Перед ней, на тщательно выверенном расстоянии от края стола, лежит элегантный серый конверт, украшенный строго-причудливым знаком «Хайнц и Пфафф» и запечатанный на претенциозно-старомодный манер – веревочкой, обвитой вокруг двух картонных катушек.

Кейс отрывает взгляд от конверта и осматривает обстановку. Деревянные сводчатые перекрытия наводят на мысль о банкетном зале в первом классе трансатлантического дирижабля. Можно представить, во сколько обошелся такой дизайн в середине девяностых. На бледной облицовке одного из перекрытий видны следы от шурупов – очевидно, там висел фирменный знак предыдущих хозяев. «Синий муравей» собирается все переделать на свой лад. Кое-где уже заметны следы надвигающегося ремонта: стремянка у стены прямо под вентиляционной решеткой; рулоны нового паласа, сложенные в углу, как синтетические бревна из полиэфирного леса.

Кейс слегка улыбается: сегодня Доротея, похоже, решила посоревноваться с ней в аскетизме. Если так, попытка не удалась. Черное платье этой дамы, с виду очень простое, содержит по крайней мере три разных намека, каждый из которых закодирован на своем собственном языке. Кейс замечает острый взгляд, пущенный Доротеей в сторону висящего на стуле «Баз Риксона».

Этот «Баз Риксон» – уникальный, практически музейный экспонат, реплика легендарной куртки «МА-1», которую американские летчики носили во время Второй мировой войны. Апофеоз практичного минимализма. Тихая зависть Доротеи поистине мучительна: она ведь не может не понимать, что японцы, работавшие над дизайном «Баз Риксона», руководствовались соображениями, весьма далекими от моды.

Например, кривые сморщенные швы на рукавах. Подобные швы получались на промышленных швейных машинах довоенного образца, не приспособленных для работы с такой скользкой штукой, как нейлон. Дизайнеры «Баз Риксона» слегка преувеличили этот недостаток, наряду с некоторыми другими мелочами, чтобы подчеркнуть восторженное уважение к своей истории, и в результате получилась имитация, которая выглядит правдоподобнее оригинала. В гардеробе Кейс это, безусловно, самая дорогая вещь, утрата которой была бы практически невосполнимой.

– Не возражаете? – Стоунстрит достает пачку сигарет «Силк кат», которые у некурящей Кейс ассоциируются с британским аналогом японских «Майлд севен». Два типа сигарет, два типа творческих личностей.

– Да, курите.

Кейс только сейчас замечает на столе маленькую белую пепельницу. В контексте деловой Америки этот аксессуар давно уже сделался анахронизмом, подобно плоским серебряным ложечкам для приготовления абсента. (Она слышала, что здесь, в Лондоне, такие ложечки еще можно кое-где увидеть, придя на деловую встречу.)

Стоунстрит протягивает пачку Доротее.

– Сигарету?

Та отказывается. Стоунстрит ввинчивает фильтр в узкую щель между нервными губами; в руке у него появляется коробка спичек – судя по всему, купленная вчера в ресторане, на вид не менее дорогая, чем серый конверт на столе. Он закуривает и говорит:

– Извините, что пришлось тащить вас через океан...

Обгоревшая спичка с легким керамическим звоном падает в пепельницу.

– Это моя работа, Бернард.

– Что-то вы неважно выглядите, – замечает Доротея. – Долетели нормально?

– Пять часов разницы. – Кейс улыбается одними губами.

– А кстати, вы не пробовали новозеландские таблетки? – спрашивает Стоунстрит.

Кейс вспоминает, что его американская жена, в прошлом инженю одного из неудачных клонов сериала «Секретные файлы», недавно открыла новую линию по производству гомеопатической косметики.

– Жак Кусто считает, что временная разница лучше любого наркотика, – отвечает она.

– Ну-с. – Доротея многозначительно смотрит на серый конверт.

Стоунстрит выпускает струйку дыма.

– Ну что же. Думаю, можно начинать?

Они оба смотрят на Кейс. Кейс отвечает, глядя Доротее прямо в зрачки: