Мистер Уайлдер и я - Джонатан Коу

— И между прочим, — сказала я с некоторым вызовом, поскольку не хотелось, чтобы он думал, будто я день и ночь сижу дома, грызя ногти в ожидании телефонного звонка из киностудии (пусть даже так оно и было на самом деле), — я сейчас пишу музыку для себя.

— Концертную музыку? — спросил Марк с интересом.

— Вроде того. К кино эта музыка имеет отношение, но для фильма не предназначена. Небольшая сюита для камерного оркестра. Я собираюсь назвать ее «Билли». — И добавила в ответ на его вопросительный взгляд. — Так звали Уайлдера.

— Замечательная идея. Я и не знал, что вы его поклонница.

— Обожаю его фильмы. А кто нет?

— Ну конечно. Ведь, если подумать, один шедевр за другим. Уму непостижимо, честное слово. То есть как ему удавалось такое в этой индустрии? «Двойная страховка» — шедевр. «Бульвар Сансет» — шедевр. Он выдавал их один за другим, без передышки. «В джазе только девушки», «Квартира»…

— А что было потом? — спросила я в возникшей паузе.

— Запамятовал… — Марк нахмурил лоб. — Потом он еще много фильмов снял?

— Немало. Около десятка.

— Что-то о Шерлоке Холмсе? — старательно припоминал Марк.

— Неужели вы не смотрели «Федору»? — подсказала я.

Марк покачал головой:

— Кажется, нет. А если и смотрел, то забыл.

— Зато я помню, и очень хорошо, потому что я была там, на съемках.

— Правда? — Марк вытаращил глаза. И снова нахмурил лоб, бормоча: — «Федора, Федора»… о чем это?

Боюсь, я не устояла перед искушением:

— О многом и разном. Но, пожалуй, главным образом… главным образом о стареющем кинематографисте, который пытается снять фильм, безнадежно устаревший задолго до выхода на экран.

Думаю, эта фраза положила конец нашей беседе. Почти сразу после этого Марк собрал свои вещички и ушел. Глядя в окно, я наблюдала, как он пересекает Пикадилли и направляется в сторону Риджент-стрит. Небо потемнело, начинался дождь.

* * *

Я человек противоречивый, не отрицаю, что есть, то есть. Наш последний семейный ужин в полном составе прошел в исключительно приятной атмосфере, все были улыбчивы и добродушны, но именно это и угнетало меня. «Когда еще мы соберемся все вместе?» — мысленно вопрошала я, загружая грязные тарелки в посудомойку. Девочки разбрелись по своим комнатам наверху, где им всегда есть чем заняться. Я решила посмотреть кино, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Сезон раздачи наград близился, и поскольку мы с Джеффри были в числе выборщиков от Киноакадемии, нам предстояло отсмотреть около тридцати фильмов. Начали мы с американского боевика с какофонической звуковой дорожкой: взрывы, стрельба, разбивающиеся автомобили — и этот грохот конкурировал с громоподобным оркестром. Уже минут через десять Джеффри крепко спал на диване, и его храп заглушал даже шумовое сопровождение фильма. Сделано было это кино точно по лекалам, и зачем, спрашивается, понадобилось тратить время, силы и деньги на то, о чем месяца через два никто и не вспомнит, а зрители забудут этот фильм сразу же, как выйдут из кинотеатра. Я переключилась на следующий фильм — британскую комедию о двух симпатичных неунывающих пенсионерах, что сели в машину и отправились на юг Франции, и, конечно, они то и дело попадали в передряги. Фильм задумывался как эксцентричный и жизнеутверждающий, но меня он поверг в глубокое экзистенциальное отчаяние. Всякий раз, когда должно было случиться нечто забавное, композитор пихал нас в бок струнным пиццикато. (В 1950-е и 60-е функцию подзадоривать зрителей исполнял фагот.) Через полчаса я была готова убить этих двух седовласых миляг, валявших дурака в Провансе. Выключила телевизор и вернулась на кухню, настроение было мрачнее некуда.

В обстоятельствах, до такой степени отчаянных, лишь одно способно облегчить мои страдания. Я всегда держу про запас по меньшей мере три сорта бри на случай чрезвычайной ситуации. Другие пьют, чтобы забыться; я ем бри. На данный момент в моем холодильнике, кроме прочих сыров, лежал добротный «Куломье» — не совсем бри, но почти, к тому же отменного качества, хотя и массового производства для продажи в супермаркетах, но сейчас мне было не до компромиссов: только несравненный «Бри де Мо» сгодится нынешним вечером.

Конечно, сыр следовало бы подержать при комнатной температуре часок-другой, но на это не было времени. Вскрыв коробку, я выковыряла ложкой изрядный шмат и размазала по крекеру. От изысканных, тончайших орехово-грибных ароматов язык мой сомлел. Текстура была твердой, но кремовой. Блаженство. Я ковырнула еще, потом еще, а когда опомнилась, оказалось, что за десять минут я умяла половину содержимого коробки.

— О господи. — На пороге кухни стоял проснувшийся Джеффри. — Все настолько плохо?

— Тебе не понять, — ответила я с набитым ртом, — насколько хорош бри, когда все плохо. По части сыров ты неандерталец.

Джеффри предпочитает чеддер или, в крайнем случае, красный «Лестер». В сырах он ничегошеньки не смыслит.

Усевшись напротив, он налил себе полбокала «Ла-фройга».

— Все будет хорошо, — объявил он.

Я опять намазала бри на крекер и слопала в два приема.

— С чего вдруг?

— Да ни с чего, просто само собой. Жизнь идет своим чередом.

Подумав, я нашла такой ответ не слишком убедительным.

— Наши дочери уже взрослые, — продолжил Джеффри. — И это чудесно, правда? Они превратились в красивых молодых женщин…

— Дело не только в этом, — раздраженно перебила я.

— Тогда в чем еще?

— Ты обратил внимание на музыку в тех двух фильмах?

— В общем нет.

— Ну да, ты поступил разумно, заснув.

— И что там не так с музыкой?

— Это была не музыка, а просто… шум. Набор штампов. Ни одной мелодии, ни одной новой идеи… И это принимают на ура. А то, что пишу я, никому не нужно. Господи, да мне не заказывали музыку к фильму уже целых пятнадцать лет.

— Индустрия не та, что была прежде, все это понимают. С другой стороны, у тебя появилось время заняться чем-нибудь еще.

— Чем-нибудь еще? Например?

— Я думал, ты сочиняешь новую вещь… связанную с Билли Уайлдером, разве нет?

Так оно и было, но музыка не решала всех моих проблем.

— Что меня ждет, Джеф? — Я схватила его за руки. — У меня есть два таланта. Два занятия, что составляют смысл моей жизни. Я хороший композитор, я хорошая мать. Сочиняю музыку и воспитываю детей, в этом я мастер. Теперь же мне дают понять, что мое мастерство более никому не требуется. На обоих фронтах я терплю поражение. Капут. А мне всего-то пятьдесят семь! Но для меня все кончено. — Отняла у Джефа бокал с виски и допила залпом. И зря, очень зря, виски и бри друг с другом не в ладах, ни в коей мере. — Что меня ждет? — повторила я.

* * *