В кольце твоих рук - Елена Купцова

— Я тоже. Целую. До вечера.

Окрыленная, Наташа тут же позвонила на кафедру и сообщила заведующей, что все устроилось самым наилучшим образом.

— Завтра же позвони в кадры и узнай, какие документы им нужны. Не затягивай, времени в обрез, — предупредила ее заведующая.

— Я все понимаю, Нина Константиновна. Спасибо вам, огромное спасибо. А теперь, — сказала она, повернувшись к детям, — мороженое. Вперед!

Дети дружно завопили и бросились к лифту.

И вот теперь она сидела в самолете и думала о сыне. Он ничего не сказал ей, когда она сообщила о неожиданном изменении в планах. Лишь глаза слегка потемнели и подбородок воинственно выдвинулся вперед. Они каждое лето проводили вместе, и это было их излюбленное время. Путешествие вдвоем. Впервые она так подвела его.

— О чем задумалась? — Голос Ольги вернул ее к действительности.

— О сыне. Он больше всех пострадал. Вместо юга — на дачу с бабушкой. Не сахар. Да и компания там не ахти. Но он мужественно выдержал удар.

— Славно. Моя Машка покуксилась сначала, а потом завалила меня заказами. Интересно, на какие шиши?

— Да, на наши деньги не разбежишься, — покачала головой Наташа. — Но я собрала немного на поездку в Лондон. Глупо ведь съездить в Англию и не побывать в Лондоне. Я себе этого никогда не прощу.

— У тебя там знакомые? — с интересом спросила Ольга. — Ну, в смысле, есть у кого остановиться?

— Да нет, пожалуй, — не слишком уверенно ответила Наташа. — Найду какой-нибудь дешевенький пансион. Гостиницу мне не потянуть.

Знакомые в Лондоне… Наташа больно прикусила губу от охватившего ее волнения. Прошло пятнадцать лет, а воспоминания все еще жили в ней, пугая своей неожиданной остротой. Все началось в Африке. В Африке…

Самолет приземлился в аэропорту Лагоса глубокой ночью. После четырнадцатичасового перелета Наташа чувствовала себя совершенно разбитой. За всю дорогу она не сомкнула глаз. Голова пухла от обилия впечатлений. Москва засыпанная январским снегом, Вена, еще не отошедшая от рождественских безумств, мрачноватый аэропорт в Триполи и, наконец, Лагос. Тонкие силуэты пальм на фоне бездонного тропического неба, редкие огни, незнакомая гортанная речь и черные лица вокруг. Она вдруг болезненно ощутила свою непохожесть и впервые отчетливо поняла, что попала в незнакомый, чужой для нее мир. Сможет ли она когда-нибудь стать здесь своей?

Когда она объявила родным, что намерена отказаться от распределения в одно из торговых объединений и вместо этого ехать по контракту переводчиком в Нигерию, реакция была бурной. Как! Отпустить ребенка одного в Африку, да еще не в столицу, в посольство или торгпредство, а на какую-то стройку, в джунгли, в медвежий угол. Немыслимо! Но Наташа была непреклонна. Она с жаром объясняла им, что всегда успеет насидеться за бумажками, это никуда не денется. А пока она молода, свободна и полна сил, ей хочется увидеть мир. Ну когда еще ей представится возможность побывать в Африке, увидеть все своими глазами, и не из окна посольского офиса, а изнутри. Надо сказать, что авантюрная жилка была присуща всем членам ее семьи, и наконец они сдались.

Все знакомые были тут же поставлены на уши, и вскоре Наташу познакомили с Борисом Львовым, бывшим корреспондентом ТАСС в Нигерии. Он вернулся из Лагоса год назад, а до этого провел там в общей сложности лет семь, знал об этой стране все, что только можно, и даже больше и был для Наташи сущей находкой.

Она хорошо помнила их первую встречу. Дверь ей открыл худощавый невысокий человек лет сорока с узким интеллигентным лицом.

— Ты Наташа Преображенская? — спросил он с порога. — Аркадий звонил мне насчет тебя. — И, помогая ей снять пальто, добавил: — Ничего, что я на ты? Старая журналистская привычка.

— Ничего, — ответила, осматриваясь, Наташа. Она понятия не имела, кто такой Аркадий. Наверное, какой-то знакомый знакомых еще одних знакомых. Впрочем, это ее совершенно не смущало. Она во всё глаза смотрела по сторонам. А смотреть было на что. Небольшая прихожая с полу до потолка была сплошь завешана деревянными масками, чучелами крокодилов и какими-то странными круглыми резными щитами, черными и красными.

Заметив ее изумленный взгляд, Борис довольно улыбнулся.

— Нравится?

— Невероятно! — потрясенно выдохнула она. — Настоящий музей африканских искусств. А что это такое? — спросила Наташа, указывая на щиты.

— Калабаши. Их делают из высушенной тыквы, покрывают резьбой и красят.

— Ничего себе тыквы!

— Это еще не самые большие. Из тыквы делают все, что угодно, даже сосуды для воды и погремушки. Пойдем в комнату, все самое интересное у меня там.

Следующие несколько часов пролетели как один миг. Он показал ей все свои сокровища: маски, деревянные фигурки, поражающие своим изяществом, литые бронзовые безделушки, батики, картины на ткани, расписанные особым способом, женские украшения, расшитые бисером. И рассказывал, рассказывал, рассказывал. О древней истории этой страны, о кровавой гражданской войне, о банановых рощах и плантациях ананасов, о криках обезьян в джунглях и публичных расстрелах на лагосском пляже Бар-Бич. О народах Нигерии, йоруба, хауса, ибо и многих, многих других. Лицо его горело таким вдохновением, что стало почти красивым.

— Ты так любишь Нигерию. Почему ты уехал оттуда? — спросила Наташа, опускаясь в кресло.

Он вытащил из бара бутылку коньяка, приглашающе выдернул пробку и плюхнулся в кресло напротив.

— Жене надоело, — коротко ответил он.

Наташа обвела взглядом комнату и, не обнаружив никаких следов женского присутствия, вопросительно подняла брови. Он криво усмехнулся:

— Мы разошлись сразу же после приезда сюда. Теперь мне в Африку путь закрыт. Ты же знаешь, что в нашей системе с этим строго, — горько добавил он.

Наташе не нужно было ничего объяснять. Она выросла в семье дипломата.

— Вот, коньячком утешаюсь. — Борис наполнил янтарной жидкостью две рюмки. — За тебя и Африку! — Он ловко опрокинул рюмку, Наташа слегка пригубила из вежливости. Она не любила крепких напитков. Борис налил себе еще и внимательно посмотрел на Наташу. — Ты очень красивая. Очень. И невероятно сексуальная. Не обижайся. Я сражен наповал. И еще мне с тобой легко, поэтому скажу, что думаю.

Наташе стало слегка неуютно. Никто еще не говорил ей таких вещей, особенно практически незнакомые люди. Она вдруг занервничала и посмотрела по сторонам, ища предлога, чтобы уйти.

Борис каким-то шестым чувством понял ее состояние. Он потянулся через стол и накрыл ее руку своей. Наташа вздрогнула.

— Не надо. Не надо меня бояться. Тебе здесь ничего не угрожает, хотя, не скрою, больше всего сейчас мне бы хотелось, чтобы ты осталась у меня.

Наташа неловко высвободила руку и почему-то спрятала ее за спину. Борис выпил еще, откинулся в кресле и закурил.