Оговорки по Ф. Как с нами можно, нужно и нельзя - Елена Викторовна Бережная

и оно вполне социально одобряемо. Агрессия при этом вытекает по капельке, просачивается на поверхность, как пот.

Не присвоив агрессию, не сможешь распознавать свои внутренние сигналы, которые говорят о дискомфорте. Если агрессия задвинута настолько глубоко, что даже не осознается, человек вредит сам себе. Он будет терпеть плохое к себе отношение, на уровне тела реагировать головной болью или тошнотой, на поведенческом уровне — саморазрушительным поведением (вплоть до несчастных случаев), но осознать, что испытывает отвращение, и отказаться от участия в происходящем не сможет. Потому что просто не видит себя агрессивным, способным дать отпор, обозначить границы, боится ранить кого-то своим отказом или решительными действиями. Не выносит агрессии от других и сам не умеет её проявлять.

Чтобы присвоить себе любое качество, нужно посмотреть по сторонам и признать, что ты по сути ничем не отличаешься от других. Что основа у нас всех человеческая, и нам доступны любые чувства, от тех, чьи проявления считаются пугающими и отвратительными, до возвышенных, способных вознести на уровень божественных озарений. И только то, как мы обращаемся с собственными чувствами, какими в итоге выбираем быть, делает каждого из нас уникальным.

Откуда берётся отвращение

Отвращение часто говорит о том, что мы отравились или переели. Перебор с общением, негативно заряженной или слишком личной информацией незаметно пробивает брешь в наших границах. Хочется отползти, чтобы прийти в себя и восстановиться. И заодно подумать, как в будущем регулировать содержание и интенсивность взаимодействия.

А ещё бывает, что отвращение возникает при контакте с самыми близкими. И это застаёт нас врасплох, потому что отползать — некуда, и есть представление о том, что так быть не должно и происходит что-то неправильное. Тогда вместе с отвращением приходит растерянность, упадок сил и снижение либидо, которые тоже можно принять за симптомы психического отравления.

Это оно и есть, только травимся мы собственной агрессией, которую не смогли в себе вовремя распознать и переработать. На её сдерживание у психики уходят колоссальные резервы. Отсюда и обесточенность, и апатия, и желание отстраниться.

Отвращение никогда не возникает на ровном месте. Его причиной может стать не только чьё-то объективно некрасивое поведение, но и нейтральные действия других людей, запускающие наши собственные болезненные процессы, как это бывает в случае с обманутыми ожиданиями. И поэтому важно вовремя отвращение в себе заметить, найти причину и дать такую обратную связь, которая не станет разрушительной для отношений. Например, выбрать экологичное «я злюсь на тебя, но не знаю, как это выразить» вместо небрежного и безапелляционного «меня от тебя тошнит!»

Ручной дракон

Я пассивный агрессор со стажем, о котором неприлично говорить.

В нашей семье было не принято выражать гнев, раздражение или демонстрировать уныние. Вернее, это можно было только маме, а все остальные подхватывали и переваривали, кто как умел. У меня, как у самой маленькой, нужных ферментов не было. Так что я уже в 2 года умела отлично рассуждать на любую тему и почти никогда не плакала. Спонтанность? Не, не слышали.

Зато я отлично научилась угадывать чужое настроение, брать на себя ответственность за его перепады, винить себя в чужих разочарованиях, скрывать свои потребности и, если они не удовлетворялись (а как же иначе?) — делать гадости исподтишка.

Когда я выросла и имела все основания считать себя состоявшимся человеком, целый ряд знаковых событий дал мне понять, что я постоянно скатываюсь к этому детскому способу реагирования, и так больше жить нельзя. Даже несмотря на поддержку близких и друзей, мне была нужна профессиональная помощь. Сама я не справлялась.

К психологу я пришла с запросом про границы. Думала, что смогу всё спокойно разложить по полочкам, а сама впервые плакала при незнакомом человеке (невиданное дело!) и много рассуждала на отвлеченные темы, только бы не касаться больных мест. Столкнулась с собственным стыдом, страхом отвержения и изоляции и поняла, что вообще не умею здорОво агрессировать и заявлять о себе. Мой контакт с миром строился каким-то кривым образом: внимания и признания хочется, а заявить об этом внятно не выходит.

Я об этом, конечно, догадывалась, и профессиональный взгляд со стороны меня отрезвил. Но говорить о том, что я чувствую, мне было по-прежнему тяжело (если не сказать — невозможно). Гораздо проще использовать образы. Когда мы подошли к теме моей агрессии и ее невыражения, я увидела ее тлеющим костерком где-то в глубине пещеры. Оживить этот огонь никак не получалось. Он был мало того, что слабый, но еще и изолирован.

Тогда я попыталась трансформировать свою агрессию в огнедыщащего дракона. Но выходило нечто жалкое, голое, зеленое и трусливое, с маленькими крылышками, которое огнем плеваться совсем не умело, а только сидело на краю скалы и грустно вздыхало. Мне казалось, если дать огнедыщащую силу такому недоразвитому существу, оно будет ею распоряжаться неадекватно. Но это напрасные страхи. Со временем мой дракон окреп и сначала делал короткие осторожные вылазки по окрестностям, осматривался. Потом стал летать дальше и плеваться огнем. А теперь может сжечь всю долину. Если понадобится (он у меня осознанный).

Заставить нельзя отпустить

Представители старшего поколения и поборники строгого воспитания любят со мной поспорить и поделиться своими непрошеными советами, как воспитывать мальчика, чтобы он не вырос по-девчачьи изнеженным или испорченным, чтобы не сел на шею и т. д. Как правило, в их понимании этот проверенный комплекс мероприятий означает, что ребенка нужно ломать. Иногда в этом даже нет необходимости, но делается просто так, для профилактики — «чтоб знал», потому что «как бы чего не вышло».

Ребенок с собственным мнением мало кому удобен. «Что значит — ты не хочешь?», «Да кто ты такой, чтобы отказываться?», «Молчи и ешь», «Не кричи!», «Не плачь!», «Не смейся!», «Не лезь!», «Не высовывайся», «Тебя не спросили» — и т. п. — привычные способы мотивации и регулирования детского поведения во многих советских семьях. За последние тридцать лет в сознании у родителей, ставших уже бабушками и дедушками, мало что изменилось, и многие их отпрыски по привычке шпыняют и контролируют уже собственных детей, не веря и не понимая, что есть другие действенные способы воспитания, отличные от тех, которые применялись к ним самим. «Ничего, — говорят они, — выросли же мы нормальными людьми, значит, наши родители всё делали правильно».

И как будто не поспоришь, но за всем этим мы упускаем кое-что важное. Пока мы самоутверждаемся в своей родительской роли, дети растут и перестают понимать, чего же им на самом деле хочется. А может быть, они и не понимали этого никогда — некоторым из них так