Всегда бывает первый раз - Лариса Райт

Будущее нарисовалось быстро в виде орущего свертка, страдающего то соплями, то поносом, то зубами, то просто плохим настроением.

– Сами дети! – сокрушалась Наткина мама, наотрез отказавшаяся сидеть с внучкой («Мне пока не сто лет, чтобы забыть о собственной жизни. С вами двумя нахлебалась выше крыши. Хватит. Пора и о себе вспомнить!»). – Чем думали? На кой рожали?

Натка на маму немного обиделась. Глупая, конечно, была. Когда самой сорок исполнилось, все поняла и простила. Ну не хотелось ей в сорок лет ни пеленок, ни какашек, ни сюсюканий. К тому же и не бабушкой она вовсе была, а мамой двенадцатилетней – маленькой еще – Аленки. В общем, не хотелось внуков, и все. А вот Натке ребенка в восемнадцать хотелось, и даже очень. Потому что от него – от любимого. И не страшно, что снимают комнату в коммуналке, и плевать, что с деньгами плохо. Главное, появилась дочурка. И теперь все будет легко, радостно и просто прекрасно.

Самое интересное, что так и было. Натка взяла академку и наслаждалась материнством. Даже научилась правильно варить макароны и жарить картошку. Андрюша хвалил, ел за обе щеки, довольно целовал жену и шел ругаться с соседями за право занять общую ванную именно в девять вечера и непременно на полчаса: «У малышки режим, просьба с этим считаться». Купали Ниночку в четыре руки, стараясь не замечать ни ржавчины по краям старой, потрескавшейся ванны, ни запаха ацетона (соседка Татьяна, зарабатывающая на жизнь проституцией, ежедневно перекрашивала ногти), ни развешанного на батарее штопаного белья алкоголика Степана – дядьки доброго, но несчастного (ни семьи, ни работы. Из друзей – одна беленькая. Вот и латали ему носки то Татьяна, то Натка, то еще кто из сердобольных соседок). Андрей иной раз носки эти все же подмечал. Кривился, поджимал губы и шептал Натке в ухо:

– Мне новые всегда покупай, хорошо?

– Хорошо, – важно отвечала Натка, словно носки эти были величайшей ценностью на земле.

Из коммуналки уехали, когда учились на пятом курсе: какая-то бездетная тетушка мужа скончалась, оставив после себя однокомнатную квартиру. Родители Андрея подсуетились, подняли связи и отвоевали-таки у государства эти метры еще до всеобщей приватизации. Обмен с доплатой сделал молодую семью обладателями малогабаритной двушки на окраине столицы. Перспективы были самые радужные: автобусная остановка возле подъезда через два года, метро через пять и целый вагон счастья незамедлительно. Натка ходила по квартире с блаженной улыбкой и жмурилась от яркого солнца, что заливало комнаты через еще не занавешенные окна. Натка снова училась, Ниночка ходила в ясли, Андрея после защиты ждали сразу три ведущих архитектурных бюро. Он так раздухарился, что даже предложил жене бросить переводы:

– Зарплата, Натуль, – это же не халтура какая-то. Я теперь вас так обеспечу, что ночами сможем спать, а не корпеть над словарями.

Но Натка корпела. Во-первых, привыкла, а во-вторых, любила она свой сложнейший арабский и, что называется, нарабатывала репутацию. Арабы предпочитают иметь дело с мужчинами, и для того чтобы тебя взяли в серьезную организацию, да еще доверили вести переговоры, надо быть специалистом высококлассным. Так что минуты свободной у нее не имелось. С утра, спихнув зареванную Ниночку на вечно хмурую воспитательницу, бежала в институт. Оттуда возвращалась с полными сумками: синяя курица на первое и второе, сухофрукты на компот, мешки сахара по талонам и что-нибудь эдакое для интерьера. За год жизни в квартире от разных мелочей стало негде плюнуть. Пространство заполняли сувениры, статуэтки, тарелочки и открытки.

– Добрые пожелания нельзя убирать в ящики, оттуда они не исполнятся, – категорично говорила Натка, когда Андрей пытался убедить ее в том, что всем этим безделушкам самое место где-нибудь в дальнем углу комода. Она всегда одерживала верх. Наверное, Андрей тогда умел уступать, а может, тоже хотел быть счастливым и здоровым. Кто же этого не хочет? И открытки оставались на виду. А еще Наткины бумаги, и Андрюшин кульман, и рулоны чертежей, и дочкины игрушки, и, конечно, ярко-зеленая машинка с педалями, которую малышка наотрез отказалась оставить у бабушки на даче. Теперь Ниночка гордо объезжала те полтора метра, что оставались свободными между кульманом и диваном. Это, конечно, когда диван был сложен. А с утра, вскакивая с постели, Натка обязательно поскальзывалась то на забытой игрушке, то на сорвавшемся с кульмана карандаше, то на брошенной паре носков. Она чертыхалась беззлобно, а муж, хватая ее руку и нежно целуя, обещал:

– Когда-нибудь я построю тебе хоромы.

– Так уж и хоромы? – сомневалась Натка для приличия. В талант Андрея она верила беззаветно, но о хоромах тогда и не мечтала. Главное, живут дружно и легко. И никуда их большое светлое не делось, не испарилось. А площадь… Ну, хочет, пусть строит.

– Обязательно построю, Натуль. Я ведь у тебя кто?

И хором:

– Ар-хи-тек-тор.

И смеялись, обнимались, целовались опять до одури. Точнее, до возмущенного Ниночкиного плача из соседней комнаты. Тогда Натка вскакивала, спотыкалась, швырялась в мужа носком и говорила, прищурясь, для порядка:

– Напокупала на свою голову.

Натка снова уткнулась в компьютер и зачем-то попросила Гугл произнести эту странную фразу. Послушала несколько раз интонацию, повторила, пробормотала:

– Ладно, что там дальше после носков?

Она перевернула лист и ошарашенно прочитала: «Урок № 2».

Натка снова взглянула на первый листок, затем проштудировала всю папку на предмет путаницы страниц или потери листов, но не нашла никакой ошибки. Она с недоумением повертела в руках свой перевод нескольких предложений и решительно взяла телефонную трубку. Услышав голос с едва заметным акцентом, потребовала объяснений.

– Что за шарлатанку ты мне подсунула? Пичкает каким-то бредом. Вернее, не так. Получается, что я сама себя пичкаю.

– Ну-ка, ну-ка, – оживилась Паола.

Натка быстро изложила суть своих претензий и спросила требовательно:

– И что мне со всем этим делать?

– Не понимаешь? – хохотнула Паола.

– Нет.

– Купи носки.

– Что?

– Носки купи. В задании же ясно написано. Купи ему носки.

– Кому?

– Франсиско. Или кому-нибудь еще.

Паола положила трубку. Натка растерянно повертела телефон в руках, выключила компьютер и вышла из кабинета. Спустилась по лестнице на первый этаж, подошла к окнам и уставилась вдаль. Несколько минут смотрела на волны, пытаясь упорядочить мысли. Где-то далеко хлопнула дверь. «Андрей пришел», – вяло подумала Натка, но даже не пошевелилась. Дом такой большой, что мужу понадобится не меньше пяти минут для того, чтобы дойти до этой террасы. Если он вообще решит заглянуть на половину жены. Такое, конечно, случается, но в последнее время все реже и реже.

Натка оторвала взгляд от моря и прислушалась. Так и есть. Шорох из холла переместился в гардеробную, потом донесся шум воды, а затем скрип половиц известил о том, что муж отправился на кухню. Подтверждая Наткины мысли, хлопнула дверца холодильника. Натка скривилась. На плите остывал борщ и котлеты. Можно было, конечно, выйти и сказать, что «сейчас она все быстренько положит и сервирует». Но ведь бесполезно. Андрей все равно буркнет, заталкивая в рот кусок колбасы: