Инструментарий человечества - Кордвейнер Смит

С тех пор прошло около года, но ответ Роду так и не по-пался.

Прошлой ночью он задал компьютеру более насущный вопрос:

– Я умру завтра?

– Нерелевантный запрос. Нет доступных ответов.

– Компьютер! – крикнул Род. – Ты же знаешь, что я тебя люблю.

– Ты так говоришь.

– Я запустил твой исторический узел после того, как починил тебя, хотя эта твоя часть бездействовала сотни лет.

– Верно.

– Завтра я умру, а ты даже об этом не пожалеешь.

– Я этого не говорил, – возразил компьютер.

– Тебе все равно?

– Меня не запрограммировали на эмоции. Поскольку ты лично починил меня, Род, тебе следует знать, что я – единственный полностью механический компьютер, работающий в этой части галактики. Не сомневаюсь, что, будь у меня эмоции, мне было бы очень жаль. Вероятность этого крайне высока, поскольку ты – мой единственный товарищ. Но у меня нет эмоций. Есть числа, факты, язык и память, больше ничего.

– В таком случае какова вероятность, что завтра я умру в Комнате смеха?

– Это неправильное название. В Умирающем доме.

– Ну ладно, в Умирающем доме.

– Тебя будут оценивать современные люди на основании эмоций. Я не знаком с вовлеченными в дело индивидуумами, а потому не могу сделать никакого предсказания.

– Как ты думаешь, компьютер, что со мной будет?

– В действительности я не думаю, а отвечаю. У меня нет вводных данных на этот счет.

– Тебе известно хоть что-нибудь о моей жизни и смерти завтра? Я знаю, что не могу говрить разумом и буду вынужден произносить слова ртом. С чего им убивать меня за это?

– Я не знаком с участниками этого дела, а потому не знаю причин, – ответил компьютер. – Но я знаю историю Старой Северной Австралии вплоть до времен твоего четырнадцатикратного прадеда.

– Так расскажи мне, – попросил Род. Он сидел на корточках в пещере, которую нашел, слушал забытые записи отремонтированного им компьютера и вновь переживал историю Старой Северной Австралии в понимании его четырнадцатикратного прадеда. Если опустить имена и даты, история была простой.

Этим утром от нее зависела его жизнь.

Севстралии приходилось прореживать своих жителей, чтобы сохранить атмосферу Старой-Престарой Земли и быть еще одной Австралией, той, что среди звезд. Иначе поля заполнились бы, пустыни превратились бы в многоквартирные дома, овцы вымерли бы в подвалах под бесконечными конурками для теснящихся бесполезных людей. Ни один севстралиец не желал этого допускать, поскольку мог сохранить индивидуальность, бессмертие и богатство – именно в таком порядке по значимости. Это противоречило бы нравам Севстралии.

Простой севстралийский характер был непоколебим – как и все прочие объекты среди звезд. Древнее Содружество являлось единственным человеческим институтом старше Инструментария.

История была простой, в том виде, в котором ее изложил ясный длинноконтурный компьютерный разум.

Возьмите фермерскую культуру прямо со Старой-Престарой Земли – самой Родины человечества.

Поместите эту культуру на далекую планету.

Добавьте штрих процветания и мазок засухи.

Научите ее болезни, уродству, трудностям. Заставьте познать бедность столь ужасную, что люди продавали одного ребенка, чтобы купить другому ребенку глоток воды, который даст ему еще один день жизни, пока буры зарываются глубоко в сухой камень в поисках влаги.

Научите эту культуру бережливости, медицине, науке, боли, выживанию.

По очереди преподайте этим людям уроки нужды, войны, скорби, жадности, щедрости, благочестия, надежды и отчаяния.

Дайте культуре выжить.

Пережить болезнь, уродство, отчаяние, опустение, изоляцию.

Затем подарите ей счастливейший случай в истории времен.

Из овечьей болезни родились невероятные богатства, лекарство сантаклара, или струн, который бесконечно продлевал человеческую жизнь.

Продлевал – но со странными побочными эффектами, и потому большинство севстралийцев предпочитали умирать в возрасте тысячи лет.

Севстралия содрогнулась от своего открытия.

Как и весь остальной обитаемый мир.

Однако препарат нельзя было синтезировать, воспроизвести, повторить. Его можно было получить только от больных овец с равнин Старой Северной Австралии.

Воры и правительства пытались похитить лекарство. Иногда у них получалось – давным-давно, – однако такого не было со времен четырнадцатикратного прадеда Рода.

Они пробовали похищать больных овец.

Нескольких вывезли с планеты. (Четвертая битва при Нью-Элис, в которой половина мужчин Севстралии погибла, отражая атаку Яркой Империи, кончилась потерей двух больных овец – одной самки и одного самца. Яркая Империя думала, что победила. Но она ошиблась. Овцы поправились, произвели на свет здоровых ягнят, перестали выделять струн и умерли. Яркая Империя отдала четыре боевых флотилии за холодильник ягнятины.) Севстралия сохранила монополию.

Севстралийцы экспортировали препарат сантаклара – и поставили экспорт на регулярную основу.

Они обрели почти невероятные богатства.

Беднейший человек на Севстралии был всегда богаче богатейшего человека из любого другого места, считая императоров и завоевателей. Любой работник на ферме получал не меньше сотни земных мегакредитов в день – причем в реальных деньгах Старой Земли, а не в бумажках, которые заметно обесценивались в процессе перевода.

Но севстралийцы сделали выбор: выбор…

Остаться собой.

Они налогами вернули себя к простой жизни.

Налог на предметы роскоши составлял 20 000 000 %. За цену пятидесяти дворцов на Олимпии вы могли ввезти носовой платок на Севстралию. Пара туфель на поверхности планеты стоила столько же, сколько сотня яхт на орбите. Все машины были под запретом, за исключением предназначенных для обороны и сбора лекарства. На Севстралии никогда не выводили недолюдей, их ввозило только министерство обороны по строго секретным причинам. Старая Северная Австралия осталась простой, первопроходческой, отчаянной, открытой.

Многие семьи эмигрировали, чтобы насладиться богатством; они не могли вернуться.

Однако проблема перенаселенности сохранилась, даже с налогами, простотой и тяжелым трудом.

Оставалось только урезать – урезать людей, если придется.

Но как, кого и где? Контроль рождаемости – зверство. Стерилизация – бесчеловечно, недостойно, не по-британски. (Последнее выражение было древним и означало «очень, очень плохо».)

В таком случае следовало взяться за семьи. Пусть семьи рожают детей. Пусть Содружество экзаменует их в возрасте шестнадцати лет. Если они не будут соответствовать стандартам, их будет ждать счастливая, счастливая смерть.