Лола и единственная свидетельница - Изабель Абеди

и уставилась на окна квартиры напротив. Когда после короткой передышки Леандро в сотый раз завел свою песню, я выкатилась на кресле в прихожую и крикнула:

— Ну хва-а-а-тит уже! У меня скоро начнется кризис!

— Минутку! — донеслось из гостиной.

Папай просидел там сегодня полдня со своим ноутбуком, разыскивая подходящие фотографии для нового сайта ресторана. Он вошел в мою комнату, подхватил Леандро и подбросил его к потолку. Мой братец радостно заколотил ножками по воздуху.

— Мой малыш, мой принц! Отлично, принц! — с гордостью воскликнул он. — Правильно — давай, тренируй мышцы ног!

— А не мог бы твой маленький принц заниматься своим музыкальным фитнесом в гостиной? — пробурчала я и неодобрительно покосилась на свою загипсованную ногу, которая снова ужасно зудела.

Лицо папая омрачилось.

— Прости, Кокада! Сегодня мне нужно отдать все фотографии, чтобы наш сайт был готов к запуску. Что мне для тебя сделать?

— Отдельную комнату и здоровую ногу! — потребовала я.

Папай вздохнул. Теперь и у меня на душе заскребли кошки, ведь я была неправа. Я любила Леандро, но иногда мне ужасно хотелось, чтобы моя комната была только моей. И еще больше хотелось, чтобы нога была в порядке!

— Уже приехали? — спросил папай, кивнув на окно.

Я покачала головой, попросила папая открыть окно и обрадовалась, когда он ушел обратно в гостиную вместе с музыкантом и поварешкой.

Тишина во дворе показалась мне райской. На четвертом этаже старушка опять поливала свои оранжевые анациклусы, и лиловые бигуди в ее волосах напомнили мне о фрау Балибар. Ведь именно ей раньше принадлежала квартира, в которую сегодня должна переехать моя лучшая подруга. С недавних пор фрау Балибар жила у своей лучшей подруги за городом, но на память о себе она оставила нам свое «словарное дерево». Фарфоровые черепки с надписями, подвешенные на веревочках, тихонько звенели на ветру, как будто сожалели, что Фло и остальные так долго не едут.

На третьем этаже грустная женщина убирала со стола. Я заметила, как она взяла газету и изорвала ее в мелкие клочки. Татуированного атлета со второго этажа не было дома, но я услышала голос другого мужчины. Сначала я не поняла, откуда он доносится, но потом определила, что из пристройки — прямо подо мной. И мне даже удалось заглянуть в открытое окно. Я увидела комнату и часть прихожей. Мужчина сидел за столом и говорил по телефону. На нем была черная майка, время от времени он принимался что-то быстро писать на листочке.

— Что лучше всего добавить? — услышала я его вопрос и удивилась, как хорошо все слышно. Раньше я такого не замечала, но раньше мне и не приходилось проводить все свое время в инвалидной коляске у открытого окна.

Сосед кивнул, ухмыльнулся и снова что-то записал на листочке, и тут меня отвлек свист. Он доносился слева.

В саду фрау Балибар стоял мальчик с худощавым лицом, темными глазами и в небесно-голубых шароварах, на которых были вышиты огромные ярко-красные цветы. В левой руке он держал видеокамеру. Она была нацелена на мое окно. А за ним я разглядела черные растрепанные волосы моей лучшей подруги.

— Энцо! Фло! — взвизгнула я. — Ну наконец-то!

Сосед поднялся и закрыл окно в пристройке. У него была козлиная бородка, длинный острый нос, и когда он взглянул на меня, подняв голову, лоб у него сморщился. Но мне уже не было до него дела. Мне хотелось к Фло. Тем временем домой вернулась мама. Она взяла Леандро, и папай с Джеффом снесли меня в инвалидной коляске вниз. Джефф — друг мамы Фло и отец Алекса. У него волосы до плеч, и он собирает их в хвостик. А когда он смотрит на меня своими зелеными искрящимися глазами, я начинаю ужасно скучать по Алексу.

— Хочу передать тебе привет, — сказал Джефф. — Сегодня звонил из Парижа Алекс.

Внизу Энцо снимал, как разгружают машину.

— Осторожно, осторожно! — кричал он. — Там ценный груз из Бразилии! Пожалуйста, донесите его до прихожей целым и невредимым!

— Псих! — пробормотала я, но грузчики, которые как раз тащили шкаф Фло, только ухмыльнулись.

Когда я на своей инвалидной коляске вкатилась из прихожей в их гостиную, мне снова вспомнилась мадам Балибар. Мы познакомились с ней прошлым летом, и я вдруг затосковала по аромату яблочного пирога, который она пекла для нас в своей крошечной кухоньке. Правда, тогда в инвалидной коляске сидела Фло, и, кстати, свои первые шаги без костылей она сделала именно здесь, в гостиной фрау Балибар.

Теперь эту квартиру было не узнать, так как недавно ее объединили с соседней. Везде пахло свежей краской, а в гостиной уже высилась гора коробок, которые таскала моя лучшая подруга.

Из окна гостиной были видны и окно моей комнаты, и пристройка. Можно было даже заглянуть в комнату на первом этаже, но кроме угла платяного шкафа и чахлого цветка в горшке на подоконнике, там не было ничего интересного.

А вокруг меня кипела жизнь. Пенелопа то и дело вносила корзины и мешки с одеждой. Она повязала свои темные густые волосы косынкой и надела коротенькую юбочку — такого же темно-синего цвета, как и ее глаза.

— Здравствуй, соседка! — поздоровалась она со мной своим бархатным голосом. — Рада тебя видеть!

Папай с Джеффом выгружали из машины тяжелые вещи, а грузчики, пыхтя, тащили их в прихожую. Попутно обнаружилась мебель, которой я раньше у Фло даже не видела: синий диван, письменный стол и несколько огромных коробок из «Икеи».

— Заносите в гостевую комнату, — скомандовала Пенелопа.

— В комнату Энцо! — поправил Энцо, который волочил за собой чемодан размером со шкаф в прихожей. — Сюда, пожалуйста!

— Он не спит с пяти утра, — шепнула мне на ухо Пенелопа. — Волнуется еще больше, чем мы. Подожди, Джефф, тут хрупкие вещи!.. — она бросилась к двери и помогла Джеффу внести ящик со стеклянной посудой.

Мне вдруг показалось, что я со своей инвалидной коляской только занимаю место и всем мешаю.

— Эй, — крикнула я Фло, которая поставила прямо передо мной коробку с компакт-дисками Пенелопы, — ты хочешь меня замуровать здесь навеки?

— Ох, прости! — подруга вытерла взмокший лоб рукавом футболки. — Подожди, сейчас все сделаем.

Она вывезла мою коляску из прихожей в кухню. После ремонта та стала раза в два больше, чем была. У стены цвета летней лужайки уже стоял обеденный стол. Через дверь из сада сюда проникал солнечный свет, рассыпая зайчики по светлому деревянному полу.

— Ух ты! — восхитилась я.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь остальное, — ответила Фло. — Мы решили покрасить все комнаты в разные цвета, — голос у нее