Сигналы - Мэттью Булл

— Вообще на «Анах» как раз РСИУ стоит, — вспомнил Савельев. — В диапазоне от 100 до 150.

— Да ладно, — отмахнулся коллега. — Это тебе сосед навел.

Остальные тоже не верили, и Савельев не стал распространяться о сигналах. Еще три ночи он их ловил безрезультатно, а на четвертую, когда до визита в МЧС оставалось всего два дня, в час ночи женский голос — не тот, прежний, трагический, а совсем еще детский, — вдруг сказал ему на той же частоте:

— Господи, и что будет, и как же я света не увижу.

— Алло! — заорал Савельев, но его явно никто не слышал. Это была непостижимая односторонняя связь.

Он слушал частоту до утра, переключался, курил и вдруг поймал себя на том, что ему страшно было бы выйти из гаража на улицу. Собственно, он никуда и не собирался, но когда обычно шел из гаража в дом — на рассвете или перед рассветом, — никакого страха не чувствовал, а тут, когда мир оказался населен непостижимыми несчастными голосами, несущими смешную и притом трагическую чушь, — ему стало не по себе. Тем более что он всегда знал о двойном дне простых вещей. Вот есть эфир, все знают и никто не понимает, что это такое. Савельев догадывался, что он как-то связан с эмоциями, а именно с грустью, как кислый вкус связан с электричеством. Пробуя языком батарейку — такое практиковалось во времена плоских батареек и электрических конструкторов, — мы чувствуем кислоту, а если не чувствуем, она разряжена; так же и эфир был непостижимым образом связан с печалью, она была разлита в мире и лучше всего передавалась. Эта мысль казалась бредом и самому Савельеву, но мало ли что казалось бредом наивным людям прошлого. Короче, ему было страшно, потому что невидимые люди вокруг него сильно страдали по непонятной причине. Так что в МЧС он пошел в понедельник, днем раньше, чем было ему назначено.

Поисковика не было, убыл — может, уже искал? Эта мысль была печальна, Савельев сам надеялся найти Марину Лебедеву, но если ищут — пускай. Дежурный, однако, сказал, что поисковик в школе, инструктирует детей насчет мер предосторожности перед туристическим фестивалем «Пыжвинская осень», будет через полтора часа. Он приехал через два, отынструктировав детей, видимо, до взаимной тошноты. При виде Савельева он широко заулыбался, словно теперь, после расшифровки и экспертизы, не было в МЧС гостя дороже.

— А, любитель! — крикнул он, заметив Савельева в коридоре. — Заходи давай.

Он вошел в кабинет, скинул куртку, уселся на стул и потер руки.

— Искатель, — сказал он. — Находитель.

Савельев не понял этой игривости.

— Ну чего там? — спросил он. — Ищете?

— Хо-хо, — сказал поисковик. — «Ищем»! Какое «ищем»? Звуковой эффект, отражение. Бывает. Это соседи твои по телефону говорят или теща.

— У меня нет тещи, — тупо возразил Савельев.

— Нет, так будет, — странным веселым голосом пояснил эмчеэсник.

Савельев никак не мог понять, с чего он так веселился.

— Я вообще-то перворазрядник, — сказал он обиженно, — скоро кандидат. И я никогда не слышал таких отражений.

— Ну а наши слышат, — радостно сказал поисковик. — Проверили и прослушали, ты что, все по первому разряду, как у тебя. Это отражение, вроде как оазис. Кто-то говорит, а к тебе занеслось. А это, может, вообще в Москве разговаривают или на Дону какой-то казачий атаман.

— Медведи на Дону?

— А что, и на Дону бывают. Степной медведь бурый, подхорунжий. Но про «Ан-2» ты забудь. Никакого отношения к «Ан-2», и там вообще другие люди были. Голосовая экспертиза имеется, я акт тебе могу предъявить.

— Хотелось бы, — возвысил голос Савельев.

— Чего хотелось бы?

— Голосовой акт.

— Ну я приготовлю тебе, — уже скучнее сказал поисковик. — Ты нудный какой-то, Савельев. Вот ты смотри. Ведь я же не говорю тебе, что ты сам все это записал. Я доверяю, так и ты доверяй. А между прочим, я мог бы тебя уже отправить, — он показал вверх, на третий этаж, где сидело ФСБ. — Уже я мог бы тебя туда. Сам знаешь, сейчас все эти ваши радио… Ты перерегистрацию прошел?

— Какую перерегистрацию? — Савельев даже отшатнулся.

— Ну какую-нибудь. Обязательно должна быть новейшая перерегистрация, а ты окажешься непрошедший. Или еще чего, они там найдут. Тебе надо?

В мозгу Савельева роились версии одна причудливей другой: поиск выявил секретные результаты, или все чиновники погибли и это надо скрыть, или крушение было подстроено ФСБ и раскрылось по чистой случайности, благодаря его радиолюбительству, или пропавшее чиновничество чем-то провинилось, так что теперь и черт бы с ним. Он привлек внимание к этой истории, а поисковику это было совсем некстати.

— Но люди же, — начал он, понимая всю бесполезность спора.

— Ну люди, да, — сказал поисковик. — Везде люди. Радиопередача «В гостях у сказки». Ты только знаешь что, искатель? Ты не рассказывай много про это дело. С тебя смеяться будут, как ты голоса слушаешь. От меня тебе благодарность, от всех нас, и будь спокоен.

— Хорошо, — сказал Савельев очень спокойным голосом. Сестры и пациенты, сколько-нибудь его знавшие, поняли бы, что этот спокойный голос ничего хорошего не предвещает, но эмчеэсник с ним не работал и в людях не разбирался.

Теперь надо прояснить связь между Игорем Савельевым и пропавшей руководительницей «Местных» Мариной Лебедевой, двадцатилетней активисткой-общественницей, улетевшей с компанией больших боссов якобы встречаться с массами, а на деле париться в баньке. Вся верхушка перовского отделения «Инновационной России» явилась в шесть вечера на аэродром и потребовала борт. Председателю ИР Дронову в Перове не принято было отказывать, но начальник аэродрома Крючников заартачился. Он сказал, что нет летчика. «Вызови!» — заорал Дронов, который явно был уже хорош, хоть прямо об этом не писали. Дронов был человек таинственный, появился в Перове недавно, и знали о нем только то, что в Москве у него паутина высших связей. Савельев ничего о нем не знал и не интересовался.

Крючников вызвал пилота, но тот отказался взлетать, упирая на технику безопасности: в «Ан-2» ни при какой погоде нельзя запускать больше двенадцати человек, а этих было тринадцать, и все, кроме Марины, грузные. Дронов опять заорал, и Крючников на собственный страх и риск сказал пилоту: не связывайся. Тяжело разогнавшись, они улетели в долгий зеленый закат, и больше их никто никогда не видел.

Фотографию Марины Лебедевой Савельев увидел на следующий день в перовской газете «Глобус». Есть женщины, заставляющие нас вспоминать, как мы живем, и сразу представлять другую жизнь, которая тут же начинает казаться реальной. Всякий спросил бы: что делать ангелу в «Инновационной России»? Но где же и быть ангелу, как не в аду, на переднем крае борьбы? Марина Лебедева принадлежала к тому типу святых, которые раздают себя всем, потому что мужчина никакой святости, кроме блуда, не понимает. Савельев сразу в ней увидел эту жертвенность, которую изображают столь многие — но понимающий человек разберется с первого взгляда. Он понимает, где шлюха с запросами, а где ангел с печальным детским ртом углами вниз, полуприкрытыми глазами и выражением сладостной обреченности. Савельев сразу понял, что найдет и спасет Марину Лебедеву, и потому в душе не очень удивился, поймав сигналы.