Когда придет весна - Джулия Гарвуд

— Я уже проследил, сэр.

— Ну что ж, тогда заканчиваем.

Она услышала дробный стук каблуков через зал, ей показалось, что включился телеграфный аппарат. Один бандит захихикал.

Главарь отвернулся, сейчас девушка отчетливо видела всю банду. Грабители встали позади пленников, сдернули с лиц повязки и засунули их в карманы. Главарь шагнул вперед, убрал оружие, снял маску и аккуратно опустил в нагрудный карман. Он оказался довольно близко к ней, и она разглядела длинные пальцы и тщательно ухоженные ногти.

Почему они открыли лица? Неужели не понимают, что Франклин и другие непременно дадут описание бандитов властям? «Боже! Нет! Нет!»

— Задняя дверь открыта, мистер Джонсон?

— Да, сэр.

— Ну что ж, тогда, я думаю, пора уходить. Сегодня чья очередь? — спросил он.

— Мистер Белл давно простаивает, после той маленькой девчонки. Помните, сэр?

— Помню. Ну так как сегодня, мистер Белл?

— Да, конечно.

— Ну что ж, начали; — разрешил главарь.

Бандит вскинул оружие и взвел курок.

— Что вы хотите сделать? — закричал президент.

— А теперь умолкни. Я предупреждал, мы никого не обидим. Разве нет?

Голос его звучал невероятно спокойно. Маккоркл закивал, бандит по имени Белл выстрелил. Голова президента разлетелась на кусочки.

Главарь выстрелил в мужчину, стоявшего перед ним, и отскочил назад, когда из раны фонтаном захлестала кровь.

Франклин закричал:

— Но вы же обещали…

Главарь резко повернулся к нему и выстрелил несчастному в затылок. Шея Франклина передернулась.

— Ну так я наврал.

Такой церемонии еще не было. Герой дня — Коул Клейборн проспал и ее, и все, что происходило после. Сейчас, когда гости разошлись, ощущение от странного сна стало улетучиваться, хотя он до сих пор не мог понять, происходит все это во сне или наяву. Глаза никак не открывались, не хватало сил поднять веки, раскалывалась голова. Но он чувствовал, как медленно возвращается в реальность, и первый звук, который услышал и распознал, был звон стекла. Это чокались гости. А потом он услышал громкий смех.

Что-то говорили ему или о нем, он разобрал свое имя, но никак не мог сосредоточиться и понять, о чем речь. Казалось, голову оккупировала банда лилипутов. Они расселись у него между глазами и остренькими молоточками тюкали по черепу.

Может, это с похмелья? Да нет, он никогда не напивался за пределами Роуз-Хилла. Впрочем, и дома тоже. Он вообще редко прикладывался к рюмке, выпивая лишь кружку холодного пива в жару. Коул терпеть не мог похмелья. Алкоголь, считал он, притупляет чувства и замедляет реакцию, а если учесть, что половина здешнего люда мечтала прославиться, всадив в него пулю, он не мог позволить себе пить что-то менее банальное, чем вода.

Похоже, кое-кто прекрасно проводит время, подумал Коул, снова услышав приступ хохота. Он попытался повернуться на шум, но боль, словно выстрел, обожгла шею, и во рту стало горько, как если бы туда выплеснулась желчь. О Господи, до чего же ему плохо!..

— Джози, парень приходит в себя. Вернись-ка лучше в дом, прежде чем он начнет ворчать и шипеть. Зачем тебе это наблюдать?

Том Нортон посмотрел на свою жену, и Джози Нортон поспешно удалилась, прежде чем Коул Клейборн успел сфокусировать на ней взгляд. Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы понять, где он. Стиснув зубы, Коул попытался сесть на узкой кровати и спустить ноги на пол. Его пальцы впились в матрас, а голова упала на грудь.

Коул изучающе посмотрел на шерифа — пожилого человека с грубым лицом и обветренной кожей, с небольшим животиком и меланхолическим взглядом гончей.

— А почему я в тюрьме? — резким шепотом спросил Коул.

Шериф привалился к косяку двери и улыбнулся:

— А потому, что ты, сынок, нарушил общественный порядок.

— Что?!

— Не кричи. Я вижу, как тебе больно. Ты схлопотал хороший удар по голове. Не думай, что если развопишься, то полегчает. Помнишь, что случилось?

Коул покачал головой и немедленно пожалел об этом. Казалось, от боли сейчас лопнут глаза.

— Я, кажется, заболел.

— Да, ты подцепил грипп, четыре дня лежал в горячке. Моя Джози вытащила тебя с того света. Но уже второй день, как тебе стало лучше.

— А когда я нарушил общественный порядок?

— Когда переходил улицу, — весело сказал шериф. — Да, с моей точки зрения, это серьезный проступок. Ты решил уехать, хотя я изо всех сил уговаривал тебя дождаться назначения в Мидлтоне. Я дал слово одному очень важному человеку, что задержу тебя тут, сынок. А ты никак не хотел мне помочь.

— Поэтому ты стукнул меня по голове.

— Ага, — признался он. — А что мне оставалось делать? Подумаешь, тюкнул тебя чуток рукояткой пистолета по затылку. Ничего серьезного с тобой не стряслось, иначе не сидел бы тут и не ворчал на меня. Вообще-то я сделал доброе дело.

Веселый голос шерифа действовал Коулу на нервы.

Как это понимать? — хмуро спросил он.

— Тебя за углом поджидала парочка метких стрелков — собирались разобраться с тобой. Твоя болезнь была в самом разгаре. Знаю, ты не согласишься со мной, но я бы без колебаний поставил недельное жалованье на то, что ты был не в форме и не справился бы с ними. Грипп тебя здорово подкосил, сынок, только сейчас ты немного приходишь в себя. Так что вот, сэр, я сделал вам одолжение.

— Да-а, кое-что припоминаю.

— Ну ладно, дело прошлое. Сейчас тут, в тюрьме, происходит чудесная церемония. Даже странно, как в твою камеру смогло набиться столько народу. Судья ничего не имел против, и все вышло превосходно. Плохо лишь одно: ты проспал весь свой праздник. Тебя чествовали, а ты продрых. Моя жена испекла для тебя пирог. Вон кусок на столе, — шериф кивнул в противоположную сторону камеры, — съешь его поскорее, пока мыши не опередили.

С каждой секундой Коул расстраивался все сильнее. Шериф говорил, а Коул мало что понимал.

— Ответь-ка на мои вопросы, — потребовал он. — Ты сказал, что какой-то важный тип хотел задержать меня тут? Кто?

— Маршал Дэниел Райан.[1]. Он должен появиться здесь с минуты на минуту и выпустить тебя.

— Райан? Этот ворюга…

— Ну-ка помолчи. Незачем сотрясать воздух глупостями. Он мне рассказал, что ты настроен против него и почему. Он говорил про компас в золотом футляре, который он для тебя сохранил. В голове Коула прояснялось.