Московский Джокер - Александр Морозов

И что еще важнее, легко могли войти в среду… да пожалуй, что в любую. Допустим в рабочую среду или в среду творческой интеллигенции. Кем же они являлись, выпускники этого Училища? Офицерами разведки? Очень похоже. Однако, так, да не совсем. Разведка ведь всегда чья-то. Ну, допустим, ГРУ – военная, понятно. Есть и другие. Даже и у крупных банков есть свои… подразделения. А за их Училище никакое ведомство или учреждение ответственность на себя не брало. Соответственно и прав не предъявляло. Да и вообще, никто к ним ничего не предъявлял, в том числе и Наставники. Подготовка осуществлялась потрясающая, но для чего, как бы и речи не заходило.

А курсанты и не спрашивали. Они становились не офицерами разведки, хотя по своей подготовке, по всем своим функциональным возможностям ничуть не уступали профессионалам этой «специальности». Они становились монахами-воинами. А это значит, что они не задавали праздных вопросов, вопросов общего характера Наставникам, не потому что это было им запрещено. Или, скажем, считалось в их среде непрофессиональным, смешным. На каком-то этапе своей подготовки они просто перестали испытывать в этом потребность.

На одной из первых лекций Наставник-гуманитарий задал им вопрос в форме притчи. По пустынной дороге шел юноша, достигнувший сана Совершенный. С заросшего поля у дороги он услышал отчаянные крики о помощи. Поровнявшись с местом, откуда доносились крики, он увидел, что несколько негодяев насилуют девушку. Как должен поступить Совершенный?

Разумеется, в соответствии с двумя логическими возможностями курсанты разделились на две группы. Первая, с разными вариациями, отвечала в том духе, что Совершенный не знает страха и, следовательно, невзирая на невыгодное соотношение сил, должен немедленно и максимально активно вступиться за девушку. Другие возражали, что весь строй мыслей и само предназначение Совершенного настолько выше мира обыкновенных человеческих страстей, что он может и должен невозмутимо пройти мимо.

Казалось бы, этими двумя вариантами и исчерпываются возможные ответы. Однако, подводя черту под обсуждением, Наставник сказал:

– Правильный ответ гласит: Совершенный не может оказаться в такой ситуации.

Так вот, буквально через несколько месяцев после начала занятий, курсанты уже не могли оказаться в ситуации задающих некоторые общие вопросы. И при этом даже задающих их сами себе. На третьем курсе они изучали мировые религии. Потом разделились на отделения: христианства – с отдельными потоками православия, католичества, протестантизма, буддизма, иудаизма и ислама. Алекс попал в межфакультетскую группу современных сект. Его курсовой проект, если уж придерживаться этой вполне условной для курсантов терминологии, был выполнен летом в течение трех недель. Он был выброшен с парашютом над джунглями одной южноамериканской страны. Он подобрался к их лагерю, ни во что не вмешивался, только наблюдал. Только присутствовал. При финале страшной человеческой трагедии. При массовом самоубийстве полутора тысяч людей. Мужчин, женщин, детей. При страшной смерти их обожествленного Наставника, вдруг запнувшегося на бегу, завертевшегося на пятке вокруг своей оси и рухнувшего затылком в самую середину костра.

Он много чего там повидал, Алекс, зелено-бурое пятно на тридцатиметровой высоте, в сплетении веток могучих деревьев. И мог потом со знанием дела читать отклики мировой печати на трагический конец одиозной секты. Вот этот сравнительный анализ сотен публикаций и составил тогда его курсовую работу.

Алекс понял тогда одно: тот, кто не владеет собой, не просто жалок. Через него, через миллионы таких, как он, приходит в мир зло. Они – его капилляры. И «цветы зла» Шарля Бодлера не распустились бы, если бы не эти сосуды.

Ну а диплом – он же выпускной бал и распределение – оказался у него таким.

Тем летним вечером они катались на лодке с Наставником по замечательно ухоженному подмосковному озерцу и беседовали об иллюзорности времени и иллюзорности целей.

– Цели достигаются или нет, – говорил Наставник, откидываясь после сильного гребка назад и подставляя свое слегка одутловатое, с азиатскими чертами лицо солнцу. – Но время все равно проходит. А по прошествии времени никто уже не может определить, в чем заключалась настоящая цель там, в прошлом. То ли в том, чтобы преодолеть препятствие, то ли в том, чтобы обойти его.

– Для Совершенного ни то, ни другое, – откликнулся сидящий на корме Алекс.

– Совершенный не замечает препятствия.

– Это так, – охотно согласился Наставник. – Но если мы не хотим полностью отбросить понятие цели, то должны считать, что цель для Совершенного лежит совсем в других измерениях, нежели для остальных людей.

Метрах в сорока от пристани Наставник потабанил и сложил весла вдоль бортов.

Лодочку медленно стало разворачивать бортом к пристани и носом к дальнему лесу.

– Конспирация один, – негромко, себе под нос, заговорил Наставник. И в последующие двадцать лет Алекс неоднократно воспроизводил эти слова, как бы включая в мозгу тихо шелестящую кассету. – Ты будешь использовать конспирацию один. Старт согласно модификации: без денег и документов.

Они причалили к пристани, вышли из лодки, переоделись в городские костюмы и взяли из ячеек раздевалки свои кейсы. Затем направились к темно-вишневому Ауди сто, уже развернувшемуся сверкавшим в лучах заходящего солнца радиатором по направлению к юго-западу. К мегаполису. Впереди сидели двое и один сзади.

Алекс полагал, что Наставник поедет вместе с ним и по дороге уточнит инструкции новоиспеченному выпускнику Училища. По крайней мере объявит Алексу его звание, если таковое ему присвоено, его официальный и реальный социальный статус, быть может, подкинет две-три легенды, которыми следует или просто можно пользоваться первое время.

Но, подойдя к Ауди, Наставник поставил свой кейс на траву, обнял Алекса, вернее, слегка припал к нему, а затем, отстранившись и глядя прямо ему в глаза, сказал:

– Прощай, Алекс. У каждого свой путь. Я навсегда останусь твоим Наставником, но, быть может, мы никогда больше не увидимся. Более того, ты ничего не услышишь и о самом Училище, не найдешь и следов его. К настоящему моменту, – Наставник взглянул на часы, – Училище уже поменяло штаб-квартиру, так что по старому адресу можешь не обращаться.

– Мои действия? – спросил Алекс.

– Ты все-таки задал этот вопрос. Ну, хорошо. Живи как знаешь, вот тебе и весь сказ. Больше мне тебе сказать нечего. Зачем терять время на пустые разговоры? Чему-то же ты научился за пять лет?

– Но проект… Разве его нет? Зачем же были затрачены такие средства на нашу подготовку? Ну вот хоть на меня. А если я не подхожу, то есть не считаюсь окончившим Училище по полной форме, то могу ли я быть уверен в личной безопасности?

– Отвечаю по порядку. О проекте скажу тебе только одно. Не все то существует, что финансируется. К тому же цели никогда не бывают заявлены открыто. Чаще всего, они даже нигде и не записаны, не фиксированы. Ни в каких документах, соглашениях, контрактах и тому подобное. Ну представь себе, например, что кто-то захотел проверить некоторые постулаты теории конспирации. Ну даже такой, что конспирация вообще возможна. Вообще, в принципе. А в частности, возможна ли она в нашем современном мире, перенасыщенном средствами коммуникации, слежения и контроля.