Московский Джокер - Александр Морозов

Ну что ж, если он действительно возжелал подключить к этой истории монаха-воина, то, наверное, должен понимать, что это такое. А это вот что такое. Алексу сказали: давай действуй по обстановке.

Вот он и будет действовать по обстановке. Уйдет он сейчас отсюда, перейдет улицу и поднимется к Валентине. И позвонит дежурному по городу и сообщит об убийстве.

Алекс снял с диванчика, на котором только что сидел, плед, и подошел к мертвому Марло. Накрыл его пледом с головой.

А может быть и вообще случайная драка? Профессионалы ведь убивают внезапно и чисто. Убирают. Марло же лежал в изодранной в клочья рубашке, с громадными кровоподтеками на груди, с лилово-коричневой, вздувшейся подушкой вместо левой части лица, с вывихнутой или даже сломанной в локте левой рукой.

Как там у них пишут? На почве внезапно вспыхнувших личных неприязненных отношений. Может быть. Все может быть. Нет, он не сыщик, он другой. Поэтому и не будет он ничего здесь искать. Или проводить иные следственные действия. Пусть этим займутся другие.

Он спустился вниз, на ходу прикидывая, сказать что-нибудь консьержке на выходе или просто кивнуть головой. Но за стеклом в холле консьержки не было. Вместо нее, привязанный к стулу и с каким-то бинтом, плотно наложенным на рот, вращая выпученными глазами, сидел «хорёк».

Алекс хотел было уже проскочить мимо, но «хорёк» еще сильнее замычал – аж через бинты доносилось – и еще яростнее завращал глазами.

Алекс остановился около него, разрезал узел на затылке и размотал бинт.

– Ну, тебе чего?

– Развяжи, корефан, я тебя стукнул не по делу, развяжи, я тебе отбатрачу.

– Где консьержка?

– Не знаю. За мусорами, наверное, побежала. Канать надо.

– Вот я и сканаю. А ты мне зачем?

– Кончай, земеля, петли путать. Я что, думаешь, за хреном с квасом к Марло прыгнул? Я у него кое-что оставил.

– Что оставил?

– Развяжи, покажу. Подымемся и возьмем. Это ж на тебя телегу катят. Шляпа с кляпом. Мне что? Мне сказали, я сделал. А на тебя телегу.

– А если не успеем? Ты сам говоришь, за мусорами старая побежала. Кстати, как это она тебя?

– Да вот так. Кликнула, я сдуру подошел. А она из-под стола ноги-то вытянула, да вокруг моих, как капканами. А потом как дернет. Я затылком и грохнулся. Хорошо вот на ковер на этот. А если б на мрамор?

– Молодец старушка. Так вас, фраеров, и учить надо. Ну, а если все-таки не успеем?

– В этом подъезде есть много ходов.

– Подземных, что ли?

– Всяких. В смысле возможностей. Второй раз я на эту овчару не вылезу. Не боись, прорвемся. А если сейчас у Марло не побываем, гляди…телегу на тебя катят.

Алекс на всякий случай похлопал «хорька» по бокам и спине. Пушки, разумеется, у того уже не было. Старушенция, видно, на это место тоже не из балета пришла. Без пушки «хорёк» был не опасен. Алекс начал развязывать его руки, прикрученные к спинке стула.

Олег Воронов, как и обещал трем рассказчикам, добре угостил их в ближайшей кафешке. Мужчинки закосели и поплыли, как от выпитого, так и от цен на то, чем их угощали. Воронов, разумеется, никакого даже подобия допроса не устраивал. Он знал, как это делается. Он просто пустил беседу, как бутылку по кругу. Просто дал им высказаться. Возбужденные подвыпившие мужики, да еще пережившие некое подобие приключения, разумеется, должны были все припомнить. Да не по одному разу. Его дело было только сидеть и вслушиваться, просеивая словесную шелуху, намывая, как старатель, крупицы истинной информации.

Поэтому он и сидел, как бы немного отстранясь от веселящейся троицы, больше общаясь с официанткой и вдумчиво, равномерно выпивая и закусывая.

Основная картина сегодняшнего «приключения», случившегося с тремя заслуженными алконавтами, была ему ясна. Но оставались два вопроса. Во-первых, с чего это вдруг капитан Петухов выступил явно не по делу, то есть доставил троицу не в отделение милиции, а к следователю Никонову, где с них был снят явно неформальный допрос о неком Марло? А во-вторых, почему, чуть ли не сразу, некто побежал из скверика вслед за капитаном, отправившимся домой? Что за спешка такая возникла, чтобы немедленно, явно без всякой подготовки, попытаться вывести капитана из игры? То есть какая такая игра возникла в те двадцать-тридцать минут, что капитан вез их на рафике обратно в сквер и после того как они благополучно заняли свое место там, в теплой компании?

И поэтому Воронов как бы нехотя, как бы только из вежливости участника выпивки, бросил: «Ну, следователь-то темнила. Сам не знает, чего хочет. А капитан-то на обратном пути душу не мотал? Сузил он, таким образом, несколько чрезмерно разгулявшийся разговор, как бы опять теряя к нему интерес. Стал поглядывать на дамочек за соседними столиками.

Достаточно ведь задать тему для разговора. А теперь можно и просто послушать. И наконец, среди сбивчивых восклицаний и полупьяной словесной каши мелькнуло, а потом и несколько раз было повторено ключевое слово: Григорий. Он же Гриша-маленький.

Воронов почти не сомневался, что в действительности речь идет о неком здоровенном детине, потому что он знал этот юморок, присущий дворовым и околопивным компаниям, называть малышом, карапетом, недомерком как раз самого высокого в компании. Ну что ж, если это так, то тем легче будет определить в сквере этого Гришу-маленького.

Оказалось, что капитан на обратном пути вовсе не мотал им душу, а, наоборот, они сами все время втягивали его в разговор, не в состоянии справиться с возбуждением после допросов. Апеллировали к нему, как бы к третейскому судье, почти как к своему. Все-таки капитан милиции был им понятней и ближе, чем следователь прокуратуры.

Вот они и цеплялись всю дорогу к Петухову и изгалялись уже над следователем за пережитые страхи.

– Нет, ты подумай, кэп, вот же баран упертый, следователь этот. Мы ему толкуем: Марло неделю назад заделали, а он химичит, что прошлой ночью.

– Да откуда вы-то знаете? – поинтересовался Петухов.

И мужики за столиком Воронова снова мучительно вспоминали, от кого первого они услышали об убийстве Марло. И опять выходило, что первым это шепнул тому и другому именно Гриша-маленький.

Ну а уж потом, через пару-тройку дней, эта версия, расцвеченная, как и всегда, на Смоляге самыми невероятными подробностями и объяснениями (зарезала любовница, перестарались крутые за невозврат кредита и тому подобное), стала считаться общеизвестным фактом. Тем более что Марло действительно последнюю неделю в скверике не появлялся. А уж под конец появились и те, кто «шли за гробом».

Воронов только усмехнулся, так как прекрасно знал и эту категорию халявщиков, которые «шли за гробом» Гурченко, Магомаева, Пугачевой и других знаменитостей, неизменно оказывавшихся потом в полном здравии.