Расплата - Оливье Норек

Вскоре их станет трое.

Он видел дочь на нескольких нечетких УЗИ, когда получил открытку от жены. Маленькое существо, плавающее в питательной жидкости. Не терпелось наконец-то познакомиться с ней.

В четвертый раз акушерка приказала Лоре тужиться, и в четвертый раз крики Лоры эхом отразились от стен коридоров родильного отделения, украшенных детскими рисунками и фотографиями улыбающихся младенцев. Лора впилась ногтями в ладонь Виржиля. Это была самая чудесная пытка в жизни, он даже убедил себя, что способен простым касанием рук оттянуть на себя часть ее боли.

Однажды в детстве Виржиль тяжело заболел, и мать, сетуя на свое бессилие, молилась: «Если бы я могла забрать твою боль…»

– Если бы я мог забрать твою боль, – прошептал он Лоре.

Как напуганный пассажир самолета, попавшего в турбулентность, смотрит на стюардессу, чтобы понять серьезность ситуации, так и Виржиль не сводил глаз с акушерки, пытаясь расшифровать выражение ее лица, слова и интонации.

Он услышал, что показалась голова, появилось плечо, услышал радостные возгласы Лоры, ее прерывистое дыхание. Он услышал, как заколотилось собственное сердце, словно рвалось навстречу дочери. Затем, когда медсестры перестали суетиться, он понял, что ребенок появился на свет. На секунду он увидел дочь, розовую, мокрую, пухлую и выпачканную, и она исчезла за блузой акушерки, чьи добрые руки повторяли движения, которые делали уже тысячи раз.

Затем движения стали неуверенными и более резкими.

Потом исчезли звуки.

Кроме оглушающего звука тишины, которой не должно было быть.

Акушерки выбежали в коридор и стали звать педиатра. Даже панические крики Лоры не заставили Виржиля обернуться. Он не мог пошевелиться от парализовавшего его ужаса. Одна из акушерок два раза стукнула между маленькими лопатками. Запыхавшийся педиатр не глядя оттолкнул ее, отсосал через трубочку жидкость изо рта и носа младенца, чтобы прочистить дыхательные пути. Ребенка интубировали, а Виржиля попросили выйти из палаты. Но он смотрел с такой решимостью, что второй раз просить не стали. Ввели зонд, начали вентилировать крошечные легкие, но те не реагировали. Розовый ребенок стал синим. И не двигался.

– Массаж сердца? – спросила акушерка.

– Бесполезно, воздух не проходит, легкие как будто слиплись, ничего не понимаю, – бормотал педиатр. – Не понимаю.

Виржиль уставился на край реанимационного стола, на сморщенную ручку, на неподвижные хрупкие пальчики. В нигерийском аду он мечтал, как однажды будет держать в руках эти крохотные ладошки.

Педиатр больше не двигался. Его руки бессильно повисли. Борьба за жизнь ребенка прекратилась.

Сердце остановилось. Клетки мозга уснули в считаные секунды, миллионы клеток…

Виржиль наконец повернулся к Лоре. Они были как две пустые оболочки, навеки проклятые и умершие в один миг.

3

Париж. Два года спустя.

За три часа до первого контакта

Будильник молчал, но ему все равно крепко досталось от Дианы, пока она не поняла, что звонит мобильный. 5:30 утра.

Вынырнув из глубокого сна, она уставилась на голубой экран, мерцающий в полной темноте, чтобы выяснить, на кого сейчас будет орать. Но оказалась лишена этого удовольствия.

– Майор?

– Извините, Диана.

– Еще очень рано. Или очень поздно. Что-то срочное?

– Сам бы хотел понимать. Меня, как и вас, разбудили, знаю не больше вашего. Подойдите к окну.

Она сунула замерзшие ноги в теплые тапочки, энергично потерла лицо и шагнула к окну. Улицу освещали только фонари.

– Видите черный седан?

– Да. Стоит внизу. Двигатель работает.

– Это ваш водитель. Одевайтесь, вас ждут в Тридцать шестом отделе «Бастиона».

– Это не мой отдел. У них там уже нет психолога?

– Вы задаете вопросы человеку, который не знает ответов и собирается снова лечь спать. Я знаю только, что это приказ прокурора.

– Наркотики? Несовершеннолетние? Преступление? – уточнила Диана.

– Повторяю, я не в курсе событий. Сообщите, как только все узнаете. Неприятно, когда тебя держат в неведении.

Прежде чем отключиться, он предупредил:

– Мы привыкли к вам, к тому, как вы работаете. И мы вас очень ценим. Но в Тридцать шестом вас еще не знают. Ни вас, ни ваших привычек. Так что постарайтесь не ставить нас в неловкое положение.

Диана еще мгновение смотрела на мобильник. Может, это все побочка от снотворного или дурацкий сон, который потом придется разгадывать? Машина мигнула фарами, и Диана поняла, что, если она видит силуэт водителя через ветровое стекло, он ее тоже видит.

Диана избегала лишних ежедневных хлопот, стараясь организовать жизнь как можно проще. Это уравновешивало постоянный беспорядок в голове. Всегда белая футболка, сверху свободный свитер, всегда узкие джинсы и удобные кроссовки. Мальчишеская стрижка, иссиня-черные волосы, на которые достаточно плеснуть воды, чтобы привести их в порядок. Она наскоро умылась, надела аляповатый пуховик и захлопнула дверь своей крошечной студии.

Водитель стоял рядом с машиной, пассажирская дверца была открыта. Отвратительно бодрый и приветливый, он явно не страдал от этой ночной вылазки.

– Диана Мейер?

Она кивнула и села в машину.

– Вы знаете, что происходит? – спросила она, когда машина тронулась.

– Да, – улыбнулся он.

И больше ничего не сказал, так что всю дорогу они молчали.

У «Бастиона», парижской штаб-квартиры Региональной службы уголовного розыска, водитель припарковался между двумя аварийно-спасательными автомобилями. Выйдя из седана, они услышали мощный рев работающего на пределе двигателя: машина с тонированными стеклами въехала на стоянку Тридцать шестого отдела и так резко свернула, что задела днищем асфальт. Видимо, дело было срочное, и Диана подумала, не связано ли это с ночным звонком.

Она окинула взглядом «Бастион». Зловещее здание, больше похожее на современную больницу, чем на полицейское управление.

– Не были здесь раньше?

– Не приходилось.

– Тут одиннадцать этажей, тридцать три тысячи квадратных метров и везде полицейские.

У Дианы закружилась голова, когда она представила себе этот муравейник. Нашарив в кармане коробочку с транквилизатором, она вытряхнула полтаблетки и захрустела ею, как леденцом. Последовав за водителем, прошла через металлоискатель. Тот зазвенел, но охранник сказал, что сумку показывать не надо. В холле, огромном и пустом в этот час, у Дианы снова закололо в пальцах и пересохло во рту. Только в тесном лифте она немного успокоилась.

Не замечая странного поведения Дианы Мейер, водитель нажал на верхнюю кнопку. Она подумала, что если здание строилось по принципу «чем выше, тем лучше», то это должен быть этаж, который занимает руководство.