Карма (сборник) - Алексей Мефодиев

– Все на ту же тему? – спросил Игорь.

– Да, на ту же. Забеременела медсестра. Дело получило огласку и все, знаете ли, такое.

– И как на новом месте, то есть у тебя в больнице, все то же, продолжает свою порочную практику?

– Угомониться никак не может, даже наоборот, еще больше распоясался. Каждую неделю ему новую барышню подавай. А если нет, то особенно нервным становится.

– Вот оно как бывает, – присвистнул Игорь. – Но ведь что удивительно, господа, красавцем он никогда не был! Среднего роста, челочка невнятная. Не понимаю.

– Тут судить очень сложно, – сказал Василий. – Как бы это лучше пояснить? Разве что на примере. Смотрю я недавно фильм по телевизору. Детектив какой-то. Так вот, на экране женщины обсуждают одного из персонажей и говорят, что он очень сексуально притягателен. Я удивился, потому как сам бы так никогда не решил. Тогда я у жены поинтересовался, так ли он притягателен. И что, вы думаете, она мне ответила? Да, говорит, пожалуй, так и есть. Не исключено, что женщинам Воронцов очень красивым представляется.

– По-моему, здесь в другом дело, – продолжил обсуждение Игорь. – Я полагаю, все заключается в его активности. Женщинам это импонирует. Помните историю, имевшую место в доме отдыха Н? За дамами по лестнице бегом – это, знаете ли, я вам скажу, не каждый сможет.

– Возможно и так. Но только есть еще одно обстоятельство, характерное для Воронцова.

– И что же это?

– На примере, наверное, как всегда, лучше будет. Остались мы с ним как-то на дежурстве. Я, разумеется, в своем отделении. Он – в своем. К нам как раз новая сестра на работу определилась. Не так чтобы красавица, но все же довольно привлекательная. После полуночи сидим мы в ординаторской, музыку включили, выпили немного. Сестра, смотрю, на меня, а не на него внимание все больше обращает. Что тут с ним сделалось! Превзошел сам себя, я вам скажу! И шутил, и веселил, и анекдоты рассказывал. Комплименты в адрес медсестры сыпались из его уст непрестанно. И самая красивая она, и самая умная. Проявлял недюжинную эрудицию. О литературе говорил, но в меру. А как услужлив был, как предупредителен. Чуть ей жарко стало, тут же окно предложил открыть. Чуть холодно, закрыл.

– Да, это должно оказывать воздействие на женщин.

– Полное впечатление влюбленности создал, короче. Смотрю, медсестра оттаяла под натиском таким, а потом и уступила ему. Стоило мне выйти в туалет, возвращаюсь, а их уж нет, к нему в ординаторскую пошли.

– Вот оно что, – промолвил Анатолий.

– Однако на следующее утро от хороших манер Воронцова в отношении той девушки не осталось и следа. Как подменили человека. Я встретил их в раздевалке на первом этаже. Входя, он чуть было дверью ее не прихлопнул. Взгляд стеклянный стал, в голосе сталь. Никакого внимания на нее не обращал. Даже пальто не подал и ушел не попрощавшись. Она поначалу в недоумении пребывала, а потом слезы на глаза навернулись.

– Может быть, у них там что-нибудь не так пошло?

– Все так. Просто это манера у него такая, я же его хорошо знаю. Пока своего не добился, на все готов, сама любезность и влюбленность. Стоит даме уступить, тут уж все, как подменили его. И потом уж никаких отношений. В случайном разговоре высокомерным тоном говорит. Меня, по правде говоря, такая его манера слегка озадачивает и даже раздражает. А потому я его спросил однажды о причинах такого поведения.

– И что же он тебе ответил?

– Да, собственно говоря, ничего, – сказал Василий. – Ухмыльнулся злобно и сам меня спросил, зачем я лезу не в свое дело. А я все думаю, почему он так себя с женщинами ведет? Может быть, и есть какая-нибудь особенная причина?

– Между прочим, может быть, и есть, – сказал Анатолий. – Я же его с институтской скамьи знаю. Вместе в Первый Мед поступали. На первом курсе Воронцов тихий такой был, застенчивый даже. Девушек стеснялся. Тем не менее не прошло и полугода, как его на себе Людмила Савина женила. Такая красавица была, высокая, стройная. – При воспоминании о Людмиле Анатолий мечтательно посмотрел в потолок и поцокал языком. – Зачем он ей понадобился, ума не приложу. Может быть, она свое материальное положение поправить хотела? Не знаю. Но только на следующий год, на картошке, на глазах у всего потока она закрутила роман с Витькой Савельевым, комсомольским лидером нашего института. Своенравная она была и без тормозов совершенно. А через девять месяцев она родила ему, комсоргу, ребенка. Скандал, конечно, страшный был. Но, что интересно, Воронцов за Людмилой, несмотря ни на что, хвостом ходил, умолял не оставлять его, говорил, что все простит. Я даже слышал обрывок их разговора на лестнице. Так и говорил, как в кино: «Вернись, я все прощу». А она ему отвечает, хохоча: «Мне ты простишь? Мне!? Да ты ничтожество, а не мужчина! После того, что я сделала, настоящий мужчина на меня бы либо плюнул, либо зарезал. А ты? Хвостом за мной ходишь. Тряпка ты, а не мужик. Ты мне благодарен должен быть, что я жила с тобой полгода. Где ты еще такую найдешь? Да на тебя ни одна женщина не посмотрит. Сам-то на себя в зеркало смотрел? Так что это я тебя прощаю, что ты размазней такой оказался!»

– Значит, он с тех пор и доказывает, – резюмировал Василий, – что не размазня он никакая, а мужчина.

– Может, оно и так, – сказал Анатолий.

Тут подоспела дичь, и охотники без промедлений и с аппетитом, какой только и бывает на свежем воздухе, сосредоточились на еде.

– Кирилл Петрович, Кирилл Петрович, – нараспев говорила полная женщина средних лет, – пора вставать.

Кирилл Петрович открыл глаза и сладко потянулся. Спальня была заполнена мягким светом солнечных лучей, с трудом пробивавшихся сквозь листву молодых лип, обрамлявших дом.

Женщину звали Елена Юрьевна. Она помогала Кириллу Петровичу по хозяйству с тех пор, как тот перебрался жить за город на постоянной основе. Готовила, убирала, стирала. На это уходил весь ее день. Она жила в маленьком домике, находившемся на одной территории с большим хозяйским домом.

Кирилл Петрович происходил из старинного дворянского рода, чудом пережившего, хоть и не без некоторых потерь, русские революции начала двадцатого века. Обошли стороной род Кирилла Петровича и партийные чистки сталинского времени. Встречаются ведь такие семьи, которым все нипочем. Вихри массовых волнений проносятся над их головами, не причиняя им особенного вреда.

В детстве Кирилл Петрович был всегда должным образом одет, обут. Мальчику было обеспечено правильное питание. Но самое главное – в семье было ясное представление о системном подходе к образованию. Каждому году подрастающего мальчугана соответствовали вполне определенные книги из огромной семейной библиотеки. Родители его занимались наукой и изрядно преуспели на этом поприще. Отец Кирилла был академиком.

С юных лет Кирилл проявил недюжинные способности к точным наукам. В то время, как его сверстники играли в солдатики, он играл в цифры. Плюс, минус, корень кубический, порядок такой-то, логарифм, последовательность Коши… А может быть, цифры сами играли в его голове? Кто его разберет? Обучение давалось ему легко и естественно. Школу он окончил с отличием. А когда пришла пора поступать в институт, он долго не мог сделать выбор между физикой и математикой. Потом все же выбрал физику. Кандидатскую он защитил через три года после окончания Московского университета. А еще через три – докторскую. Перед ним открывались блестящие перспективы на поприще науки.