Хроники Птеродактиля - Елена Лобачева

— У нас из класса никто не вернулся, — грустно вздохнула Люба.

И тут, словно подслушав, вошел Виктор:

— Завтра уезжаю. Будь счастлива, сестренка, цыганка ты наша.

— Опять цыганка? Не надоело? И так переживаю, что глаза черные да и волосы как смоль.

— Зато кожа белая. Жаль, твой жених не видит, какое сокровище нашел.

— Он чувствует лучше, чем другие видят. Однажды рассказал, как я ему представляюсь. Страшно стало — так точно все рассказал.

— Смотри: еще ведро самогонки несут! Уж на ногах никто не стоит, вот беда, — мать суетливо ринулась к двери…

Тетка не обманула. Николай старался для семьи и всеми силами, и всею хитростью. Люба заканчивала институт. На подходе было и рождение дочери. Диплом защищали втроем. Николай в коридоре, обхватив десятидневную Леночку одной рукой, другую держал в чернильнице — на удачу. Удача оказалась кстати.

— Виктор демобилизовался. В техникум собирается. Здесь, неподалеку, — Люба сбивчиво радовалась приезду брата.

То, что брат будет учиться рядом, а общежитие техникума — считай во дворе, казалось упавшим с неба везеньем.

— Ты только подумай: и с Леночкой когда поможет, и с чем еще, а уж мы-то и накормим когда, и деньгами, — Люба рисовала в уме радужные куски их будущей жизни.

И Николай радовался ее мечтам, восторженности и своему счастью.

Послевоенная жизнь у всех складывалась по-разному. К мирным делам труднее приспосабливались фронтовики. Подросшее поколение военных детей проще смотрело в будущее: учись, работай, создавай семью, поступай как положено — и у тебя получится. Им все давалось легче. И не было за их плечами того угнетающего груза, который сумела взгромоздить на уцелевших в военных передрягах солдат уготованная каждому из них судьба.

Виктор привык, что в техникуме девчонок много, они моложе и старательнее. Ну и что? — они не воевали.

Вечерами сидеть за учебниками не хотелось. Играли в волейбол.

Гибкая, светловолосая Нина из соседней группы однажды поразила Виктора ловкостью и изворотливостью. Мяч как приклеенный попадал ей в руки из любого угла. В который раз она изгибается так, что, кажется, еще миг — и согнется пополам.

Виктор решил: выбираю Нину.

Это решение переставило игроков в команде. Виктор и Нина играли теперь на одной стороне.

— Витя, я видела твой волейбол. И давно это у вас?

— Что «это»?

— Она хоть картошку жарить умеет? — вмешался Николай.

— Завтра приведу, и заставьте картошки нажарить. Ниной ее зовут. Отец на фронте погиб. Еще два брата. Она старшая.

Нина умела жарить картошку. Еще она умела делать пельмени, жалостливо петь и заразительно смеяться. Через год Люба научила ее вязать. И крючком, и на спицах.

После техникума Виктору удалось попасть в то же ведомство, где трудились его сестра с мужем. Ведомство было богатое, специалистами дорожило, а семейным заботливо выделяло комнату. Это привело к тому, что через какое-то время две семьи, родственные как по делу, так и по крови, стали жить по соседству.

Лена перешла во второй класс, когда у Виктора и Нины появилась дочь. Лена, увидев девочку, заявила:

— Я буду звать ее «Японец».

— Ее зовут Мариночка.

— Ее зовут Японец.

«Человек предполагает, а Господь располагает», — эту пословицу переводят неправильно. Древние говорили куда как ярче: «Человек думает, а Бог смеется!».

То, что Лена окрестила свою кузину «Японец», проявилось спустя сорок лет: именно в Японии пришлось жить той Мариночке в зрелые ее годы. А родные и близкие с легкой руки Лены так и продолжали звать ее Японцем. Сама же она всегда откликалась на это имя, считая, что так распорядилась жизнь.

Да, своеобразное чувство юмора у Создателя…

…Играть в карты любили все и всегда. И если этот московский дворик высвечивался ночью неспящим окном, знали: там играют — либо кон серьезный, либо кто-то «резвится», не боясь просадить последнее.

Дружили — дом в дом. У кого обед, к тому и шли. И любые встречи завершались картами.

Со временем, уезжая из коммуналок, люди обменивались адресами, благородно уверяя друг друга в необходимости душевного общения, сохранения дружбы и прочая, и прочая, зная, что встречи будут обязательно. Чтобы играть в карты.

Николай первым увез семью в отдельную квартиру.

Выходные стали традиционно одинаковыми: Виктор с семейством приезжал с ночевкой. Сначала занимали ванную, затем долго и вкусно обедали и наконец наступало главное: садились играть в карты.

Николай, прикрыв глаза, прислушивался к происходящему со своего места, нарекая процесс «Ломберным часом».

Татьяна Михайловна начала субботу с решительных действий. Завтра 31 декабря, и новогодние праздники хотелось встретить прилично. В восемьдесят пять трудно найти компанию. Возраст возрастом, но и отказывать себе в приятных вещах не хочется. Кого же обрадовать своим приходом? Татьяна Михайловна полагала, что и теперь ее приход, общение с ней — непременная радость для любого из родственников. Природный юмор остался в прошлом. Хотя… неделю назад вспомнился давний визит к Николаю.

В тот день, восемь лет назад, Николаю было столько же, сколько ей сегодня, то есть восемьдесят пять. Семья двоюродного брата оставалась последней из московских родственников, и Татьяна, случайно оказавшись рядом, без предупреждения явилась в квартиру. Дверь была незаперта. «Старческая рассеянность налицо», — отметила Татьяна и вошла. Николай заученными движениями слепого набирал телефонный номер, видимо, уже не первый раз. Это ощущалось по тому, как его Люба раздраженно сновала мимо, жестикулируя и качая головой.

— Что?! Уже сорок дней отметили? Надо же… — Николай положил трубку.

Татьяна тактично ждала.

— Петра Григорьевича, — попросил Николай, делая следующий звонок. — Как два года прошло? — Николай задумался, затем, вспомнив телефон очередного товарища, снова взял трубку.

Люба не выдержала:

— Прекрати издеваться над людьми! Ты уже полчаса тычешься к покойникам. Да в твоем возрасте все приличные люди по гробам разложены…

— Здравствуй, Люба, здравствуй, Коля, — Татьяна решила обозначить присутствие и заодно прекратить спор.

«Жаль, Николай умер. Но Люба наверняка отмечает Новый год у Лены. Пожалуй, Любе повезло с дочерью, — подумала Татьяна, — ни проблем, ни денежных затруднений. Позвоню Лене. Напрошусь».

Лена, положив трубку, в ужасе смотрела на мужа. Анатолий понял сразу:

— Уже завтра или первого?