Пленница Белого Змея - Лариса Петровичева

Когда она вышла в комнату, то обнаружила, что на столе сервирован легкий ужин на одну персону. Брюн вспомнила, когда ела в последний раз, и у нее закружилась голова. Эрик, расположившийся в кресле, указал на стол и сказал:

— Приятного аппетита, Брюн. Угощайтесь.

Брюн не надо было приглашать дважды. Когда фаршированная куропатка с овощами исчезла, Эрик поднялся и, налив Брюн вина, сказал:

— Превосходный аппетит.

— Я же не знаю, когда мне дадут поесть в следующий раз, — парировала Брюн. Эрик вопросительно поднял правую бровь: похоже, он был удивлен.

— Вас никто не собирается морить голодом, — улыбнулся он. В другое время Брюн обязательно отметила бы, что у него очень обаятельная улыбка. Но не теперь.

— Я ваша пленница. Откуда мне знать, как вы обращаетесь с пленниками?

Улыбка угасла. На мгновение Брюн показалось, что сейчас Эрик ее ударит, и она невольно опустила руку на нож: маленький, из мягкого металла, таким и порезаться-то трудно. Разве она сумеет им защититься…

— Видит бог, Брюн, вы начинаете мне нравиться, — серьезно сказал Эрик. — Поймите для начала вот что. Вы в моей власти, но вы не моя рабыня.

Брюн почувствовала, как на глаза набегают слезы. Мягкие сумерки комнаты стали размазываться их влажной кистью.

— Я же не могу уйти домой, — прошептала Брюн. — Значит, я пленница и рабыня, как ни назови.

Эрик усмехнулся и протянул руку: Брюн послушно вышла из-за стола, и некоторое время они стояли рядом, держа друг друга за руку.

— Я артефактор, — сообщил Эрик. — Сейчас веду очень важную работу по заказу правительства Хаомы. Вы нужны для того, чтобы я проверил ряд ее положений на практике.

— Вот оно что, — промолвила Брюн и вдруг обнаружила, что ее свободная рука возится со шнуровкой платья. Это было странное, чуждое ощущение: Брюн будто бы смотрела на себя со стороны и видела, как девушка с кудрявыми каштановыми волосами дергает шнурки, ленты и крючки. Эрик пристально смотрел на нее, и его глаза остро поблескивали из-за очков.

Платье с легким шелестом упало на пол. Брюн перешагнула через него и встала рядом с Эриком. Тот одобрительно кивнул и произнес:

— Очень хорошо. Все-таки кровь имеет значение. Теперь вот что…

Брюн с прежней покорностью приблизилась к столу и взяла тот самый нож, которым несколько минут назад планировала защищаться от Эрика. Что-то внутри нее захлебывалось от страха и умоляло бежать и спасаться, но Брюн чувствовала только вязкое равнодушие, ничего больше. Лезвие легло на запястье и скользнуло по коже — розовый след неглубокого пореза начал саднить и наполняться кровавыми каплями, и Брюн наконец-то ощутила новое чувство, тихую слабость. Когда она начала заваливаться на ковер, Эрик подхватил ее, и вскоре они уже сидели на кровати. Сквозь окутавший Брюн туман пробилась мысль о том, что это хоть какая-то опора.

— Очень хорошо, Брюн, — похвалил Эрик. — Замечательно. Теперь я немного поменяю потоки входящих полей. Не бойтесь.

Бояться? Брюн сейчас была безвольной куклой в чужих руках — куклой, у которой отняли разум и возможность сопротивления. Она не боялась.

Скрипнула дверь, и в комнату заглянул Альберт. Оценив происходящее, он понимающе ухмыльнулся и поинтересовался:

— Что, уже закусил сладеньким?

Та часть сознания Брюн, которая еще сохраняла себя, содрогнулась от брезгливого ужаса.

— Не в этом дело, ты же помнишь, — мягко произнес Эрик, но за этой мягкостью слышался металл.

— Поделишься? — поинтересовался Альфред и, верно оценив выражение лица брата, быстро добавил: — Тогда я к Мадлен. Она говорила, что привезет новых девочек с юга.

— Удачи, — улыбнулся Эрик и, когда за Альбертом закрылась дверь, добавил: — Вы слишком напряжены, Брюн. Попробуйте расслабиться. Еще немного и будем отдыхать.

Некоторое время ничего не происходило. Странное тепло, медленно наполняющее тело, Брюн заметила только тогда, когда по рукам побежали мурашки, а низ живота странно заныл. Это была расслабляющая приятная истома — словно Брюн сбежала от сестер в дальний уголок парка, к прудику, возле которого так хорошо сидеть в жаркий день…

Брюн казалось, что она горит. Что ей хочется чего-то неизвестного, запредельного, способного утолить эту жажду.

— Хорошо, — негромко произнес Эрик ей на ухо. — Очень хорошо.

Когда его рука скользнула по сорочке вниз, к панталонам, и пальцы, нырнув в разрез, накрыли пульсирующую горячую точку, Брюн едва сдержала крик.

Это было именно то, что нужно. Встречный пал, который убивает разгорающийся пожар. Откинувшись на грудь Эрика, Брюн накрыла его руку своей, чувствуя, как все тело дрожит и ноет в желании двигаться в едином ритме с другим, в предвкушении невероятного наслаждения, единственного, что может быть нужным и правильным.

И в то же время какая-то часть ее души орала, захлебываясь от ужаса. Крошечная Брюн смотрела из-за пыльного стекла туда, где ее тело сгорало от страсти под умелыми ласками чужого человека, и с обреченностью приговоренного понимала, что ничего не сможет с этим сделать. У нее больше не было власти над собой.

А потом все закончилось — по телу Брюн прокатилась горячая, выбивающая дух волна удовольствия, и она без сил обмякла в руках Эрика. Некоторое время они сидели молча, а затем Эрик осторожно прикоснулся губами к виску Брюн и сказал:

— Умница. Все хорошо. Сейчас я перераспределю токи полей, и ты вернешься

Брюн словно окатили ледяной водой из ведра: она вновь получила возможность видеть, чувствовать и действовать самой. Она вернулась к себе.

Вывернувшись из рук Эрика, Брюн первым делом закатила ему пощечину, а затем подхватила с пола платье и, прикрывшись им, выкрикнула:

— Вы негодяй! Мерзавец и негодяй!

Эрик понимающе дотронулся до щеки и, поднявшись с кровати, произнес:

— Если хотите, ударьте меня еще раз.

Брюн забыла о платье и, рванувшись к Эрику, снова хлестнула его по лицу — и еще раз, и еще. На мгновение ею овладела такая ярость, что Брюн почти перестала осознавать себя, но, по счастью, это было недолго. Опомнившись, она поняла, что Эрик обнимает ее, а она колотит его кулачками по плечам — насквозь мокрая от пота, измученная и униженная.

— Что вы со мной сделали? — прошептала она, понимая, что готова сейчас выйти из комнаты и повеситься на собственном поясе. — За что? Что я вам сделала, чтоб вы… вот так…

— Я артефактор, — мягко повторил Эрик. — Моя работа имеет чрезвычайную важность для Хаомы и ее будущего.

— То есть, вы меня лапали в научных целях? — перебила Брюн. Эрик кивнул.

— Совершенно верно. Я работаю над манипуляцией сознанием, и, как видите, у меня получается.

Брюн дернула плечом, пытаясь освободиться. Не получилось. На щеке Эрика розовела свежая царапина, от воротника его рубашки почти незаметно пахло одеколоном с османтусом. Брюн казалось, что она сейчас умрет от стыда. Просто возьмет и умрет.