ДНК - Ирса Сигурдардоттир

Но неделя отдыха от мужа включала и недостатки – она осталась одна с тремя детьми и со всем, что этому сопутствовало: разбудить, растормошить, накормить завтраком, забрать, отвезти, помочь с домашними заданиями, поиграть, проконтролировать сидение за компьютером, приготовить ужин, выкупать, почистить зубы, уложить спать… Нужно два раза на неделе отвезти Маргрет на балет, а Стефауна и Баурда – на карате, а также поприсутствовать на всех этих занятиях и тренировках.

Самым трудным было именно это присутствие. Элизе казалось, что ни один из ее детей не обладал способностями к занятиям, да и удовольствия от них тоже не испытывал, хотя все и стоило немалых денег. По крайней мере, она думала, что им там скучно; они никогда не попадали в такт, часто поворачивались не в ту сторону, краснели и оторопело таращились на других детей, у которых всегда все получалось как надо. Но, может, это вовсе и не так? Может, это только ее дети делали все правильно?..

Элиза лежит неподвижно, ожидая, когда ее полностью оставит дремота. На прикроватной тумбочке светится циферблат ненавистного ей по утрам будильника, однако сейчас у нее не возникает привычного желания смахнуть его на пол. Светящиеся ядовито-зеленым цветом цифры показывают, что она может спать еще несколько часов, хотя сонный мозг отказывается рассчитать, сколько именно. Так почему же она проснулась?

Яркий свет будильника раздражает усталые глаза, Элиза переворачивается на другой бок, и от неожиданности у нее перехватывает дыхание – глаз ловит темные очертания кого-то, стоящего у кровати. Быстро оправившись от испуга, она соображает, что это Маргрет, ее старшая; она всегда выделяется из детей – ее редко можно увидеть радостной. Теперь Элиза понимает, что ее разбудило.

– Маргрет, ты почему не спишь?

Голос Элизы чуть хрипловатый со сна. Она пытается разглядеть глаза дочери, кажущиеся в темноте совершенно черными; курчавые рыжие волосы легким облаком окружают мертвенно-бледное лицо. Дочь переползает через гладко уложенное одеяло отца и прижимается к матери. Теплое дыхание, отдающее легким ароматом зубной пасты, щекочет Элизе ухо.

– Там кто-то ходит.

Элиза рывком садится на кровати, ее сердце колотится в груди, хотя она и понимает, что ничего страшного не случилось.

– Доченька, это тебе приснилось. Помнишь, мы говорили об этом? То, что видишь во сне, бывает только во сне.

С раннего возраста Маргрет мучили ночные кошмары. Оба ее брата, как и их отец, выключались по вечерам мгновенно, и о них можно было забыть до самого утра, но дочери ночь редко приносила покой. Сколько раз они с мужем вскакивали от ее пронзительного плача… Врачи говорили, что она должна это перерасти, но прошло уже два года, а ситуация нисколько не изменилась.

Девочка трясет головой, покачивая медно-рыжими кудряшками.

– Я не спала, – шепчет она и подносит к красиво очерченным губам палец, предупреждая мать, чтобы та вела себя тихо. – Я проснулась, пошла в туалет – и увидела его. Он в гостиной.

– Может, тебе показалось? Со мной такое часто слу… – Элиза замолкает на полуслове. – Тс-с!

Она произносит это больше для себя. В коридоре царит тишина, а звук, который она вроде бы услышала, скорее всего, ей просто показался. Дверь из спальни наполовину открыта, и Элиза пытается разглядеть, что там, в коридоре, но не видит ничего, кроме темноты. А что там еще может быть? Вся их домашняя утварь самая что ни на есть обыкновенная; вряд ли какой-нибудь вор решит залезть в их обшарпанный, некрашеный дом. Хотя, конечно, он один из немногих на улице, где окна не обклеены снизу доверху значками охранной сигнализации…

Маргрет снова наклоняется к уху матери:

– Мне не показалось, там кто-то есть. Я видела его из коридора. – В ее тихо звучащем чистом голосе нет и намека на сонливость.

Включив ночник, Элиза тянется к мобильному телефону. Может, будильник показывает неправильное время? Вполне возможно, он много чего пережил на своем веку, и не припомнить, сколько раз ему пришлось лететь на пол. Может, уже и не стоит отправлять Маргрет в постель? Может, уже пришло время начинать утренние хлопоты? Наливать в тарелки простоквашу, посыпать ее мелассовым сахаром и надеяться, что у нее будет достаточно времени выполоскать из волос шампунь, пока дети едят завтрак? Но телефона нет ни на тумбочке, ни на полу, хотя она хорошо помнит, что взяла его с собой в спальню на случай звонка от Сигвалди – они договаривались, что он сообщит сразу, как доберется до места… Или она ошибается?

– Маргрет, сколько сейчас времени? – Дочь ни за что не хотела, чтобы ее называли Магга[1].

– Я не знаю. – Та вглядывается в темноту коридора и, снова повернувшись к матери, шепчет: – Кто приходит в гости ночью? Только кто-то плохой…

– Нет! Никто не приходит по ночам, вот и всё!

Элиза не чувствует убедительности в собственном голосе. А что, если ребенок прав и к ним действительно кто-то залез? Она встает с кровати. Пол ледяной, и ей приходится от холода поджать пальцы ног. Одета Элиза в одну только футболку Сигвалди, и неприкрытые ноги тут же покрываются пупырышками.

– Лежи спокойно, я пойду посмотрю. А потом, когда вернусь, мы сможем заснуть, не беспокоясь. Хорошо?

Натянув до самых глаз одеяло, Маргрет кивает и чуть слышно бомочет ей вслед:

– Осторожно! Он плохой!

Слова дочери отдаются в ушах Элизы, когда она выходит в коридор, мысленно убеждая себя, что беспокоиться не о чем, что никого постороннего в доме нет, однако опасения Маргрет посеяли в ней сомнение. Ну почему это не могло случиться прошлой ночью, когда Сигвалди был дома? Разве это справедливо?

В доме прохладно, и, чтобы согреться, Элиза скрещивает на груди руки, но это не помогает. Включенный ею свет резко бьет по глазам. Дверь в комнату сыновей легко скрипит – они спят.

В ванной тоже никого нет, а в комнате Маргрет на нее таращатся рассаженные на полке куклы. Их глаза, кажется, следят за ней, когда Элиза торопится закрыть дверь. Она задается вопросом, могла ли эта обстановка объяснить кошмары Маргрет? Самой ей, проснись она ночью, не хотелось бы видеть эти застывшие лица – в темноте через ангельскую красоту просвечивает что-то дьявольское… Можно попробовать переставить ирушки в другое место и посмотреть, не наладится ли у Маргрет сон. Элиза решает заняться этим сегодня же после работы.

Ни в коридоре, ни в выходящих в него комнатах никого нет, и не видно никаких признаков чужого присутствия. Но какие это должны быть признаки? Следы на полу? Брошенный окурок? Расколотый цветочный горшок? Вряд ли. Осторожно переступая, Элиза продвигается в сторону гостиной и кухни – и все больше успокаивается. Проникающего с улицы света уличных фонарей достаточно, чтобы убедить ее, что у Маргрет, видимо, как всегда, разыгралось в темноте воображение. В гостиной никого нет; пустая миска из-под попкорна все еще стоит на своем месте перед телевизором, вокруг журнального столика разбросаны кубики «Лего» – все выглядит в точности, как было оставлено вечером. Вот паникерша! На губах Элизы появляется улыбка – но в ту же секунду снова исчезает. Раздвижная дверь между кухней и нишей в гостиной, которую они используют в качестве столовой, закрыта.