Не нужно молчать - Аарон Хартцлер

Он рассмеялся.

– Что, так хорошо?

Прикрыв дверь, Уилл осторожно опустился рядом, чтобы мою голову не добил еще и пружинящий матрас. У меня перед глазами тут же пронеслась пара кадров из минувшей ночи – как я на цыпочках крадусь в темноте мимо его комнаты.

– Ты ведь не расскажешь родителям?

– Ну, это зависит от…

Я почувствовала ухмылку в его голосе и скосила глаза, несмотря на мигрень.

– От чего же? – Я честно попыталась изобразить свой фирменный имперский тон а-ля Екатерина Великая, но брат, к сожалению, не купился.

– От того, возьмешь ли ты меня на следующую вечеринку.

Мне потребовалось призвать всю свою решимость, чтобы выпрямиться, нашарить подушку и швырнуть ее в Уилла. Он с легкостью поймал ее одной рукой и кинул обратно. Мы оба расхохотались, но я тут же схватилась за голову и попросила прекратить.

– Ты вчера вернулась на бровях, – заметил Уилл. – Думаю, напарник в следующий раз тебе не повредит.

Я ничего не ответила – просто начала аккуратно пробираться к двери между завалами обуви и спортивного шмотья. Уилл вскочил следом и начал расчищать путь.

– Ну пожалуйста!

Я обернулась и прижала один из его огромных вихров ко лбу. Стоило мне убрать палец, как он распрямился с быстротой Гидры – только неряшливее и злее.

– Давай я для начала переживу этот раз.

На лице Уилла расплылась широкая улыбка.

– То есть…

Я рассмеялась и слегка пихнула его локтем, чтобы убрался с дороги.

– Я подумаю. Просто не рассказывай маме с папой.

– Что думаешь делать сегодня?

– Сперва ибупрофен. Потом душ. Дальше даже загадывать не буду.

– И зубы почисти, – прошептал Уилл, когда я вывалилась в коридор. – А то запах, будто ты всю ночь бухала в мексиканском баре.

Я хотела снова его пихнуть, но он увернулся и захлопнул дверь. Я на секунду потеряла равновесие и оперлась на Стену почета, чудом не снеся нашу с Беном детскую фотографию. На снимке мы во втором классе – стоим во дворе, мокрые с головы до ног. На мне красный купальник в белый горошек, Бен в пляжных шортах с мультяшными обезьянками. Кстати, надо ему написать и поблагодарить, что он отвез меня домой…

Закрывшись в комнате, я уже почти начала набирать эсэмэску, но пальцы вдруг застыли над экраном. Я бросила телефон на кровать. Что‐то в том детском снимке заставило меня передумать. Если после душа ко мне вернется человеческий облик, лучше сходить к Бену домой и выразить признательность лично.

Все еще улыбаясь при воспоминании о фотографии, я проглотила три таблетки ибупрофена, откинула волосы за спину и запила водой прямо из‐под крана. В тот далекий день мы играли в «шторм на пляже». Мама поставила рядом с песочницей пульверизатор, и Бен попытался объяснить мне, каково это – когда прибой лижет пятки.

Шагнув под обжигающий душ, я вспомнила вопрос, который задала ему тогда. А что на другой стороне? Его широко распахнутые голубые глаза просияли от восторга. Сторона только одна. Дальше бесконечные волны.

КОГДА‐ТО АЙОВА БЫЛА ОКЕАНОМ. Знаю, звучит как бред, но это правда. Триста семьдесят пять миллионов лет назад здесь не было никаких кукурузных полей. Только огромное мелкое море, населенное трилобитами, червями и доисторическими рыбами, которые бултыхались во всем этом супе, отчаянно пытаясь отрастить ноги вместо плавников – вероятно, тогда они успели бы доковылять до Калифорнии до наступления ледникового периода.

После нынешней зимы мне было понятно их стремление. Порой у нас и в марте выпадает снег, но сегодня было тепло, и я невольно порадовалась, что отправилась к Бену пешком, а не на машине. Дорога между нашими домами занимала минут двадцать. После недавних морозов шестнадцать градусов на прошлой неделе казались немыслимой жарой, а днем обещали аж до двадцати двух – почти пляжная погода. Я шла, запрокинув голову и ловя лицом каждый солнечный луч. За углом квартала я на секунду остановилась, глядя на мягкий спуск Оуклон-авеню и пытаясь представить свой безнадежно сухопутный город древним тропическим раем.

Мистер Джонстон объяснил нам все это прошлой осенью, в первую же неделю занятий геологией. Стоило ему упомянуть девонский период, как рука Рэйчел взлетела над партой. Она моя лучшая подруга, но по характеру – настоящий форвард: на футбольном поле и вне его. Больше, чем гоняться за мячом, Рэйчел любит только своего Господа и Спасителя Иисуса Христа.

– Разве это не просто теория, мистер Джонстон?

– Просто теория?..

– Ну, все эти рассуждения про триста пятьдесят миллионов лет назад. Я хочу сказать, никого из нас там не было. И доказательств тоже нет.

В первый учебный день мистеру Джонстону исполнилось тридцать лет. Я всегда забываю, какие у него пронзительно-зеленые глаза, пока он не снимает эти свои жуткие очки в роговой оправе. Как сейчас.

– Разве в этом цель естественных наук? – спросил он Рэйчел. – Найти доказательства?

– Ну да, – ничуть не смутилась та. – Мы же для этого наблюдаем за природой? Чтобы подтвердить или опровергнуть теории. Поэтому все разговоры про эволюцию – чисто теоретические. Мы не были свидетелями зарождения мира и доказать его тоже не можем.

– В естественных науках нет такого понятия, как «доказательство», – ответил мистер Джонстон, возвращая очки на нос. – Вы можете найти доказательство в математике или логике, но не в геологии. Кто скажет почему?

Линдси Чен завела прядь волос за ухо и подняла руку. На поле она защитник – и каждый раз бесконечно удивляет команду-соперника. Обычно все называют ее просто «та маленькая азиатка», а потом подбирают челюсти, столкнувшись с ее напором и яростью.

– Да, мисс Чен?

– Математика и логика – закрытые системы. Как в алгебре, где возможно только одно верное решение. Ты ищешь конкретный Х.

Мистер Джонстон кивнул:

– Точно. В естественных науках мы не можем «доказать» истинность или ложность чего бы то ни было. Все сводится к тому, что мы понимаем под словом «теория».

Затем он спросил, может ли кто‐нибудь объяснить разницу между научной теорией – и тем, что большинство людей вкладывают в это слово. Я в изумлении обернулась, когда услышала за спиной голос Бена.

– У меня есть теория, что фарш в столовой делают из бродячих кошек.

Мистер Джонстон рассмеялся вместе с остальным классом.

– Пожалуй! Но является ли эта теория научной, мистер Коди?

– Нет.

– Почему нет?

Бен пожал плечами.

– Я не проводил никаких наблюдений, которые бы ее подтвердили. Это просто предположение. Основанное на вкусе.