Не нужно молчать - Аарон Хартцлер

Когда я впервые увидела этот идеально обустроенный бункер, то с трудом подавила порыв схватить сумку и тоже пуститься в шопинг-загул. Адель устроила мне полный тур от бисквитов и батареек до шоколада и шариковых ручек. Попутно она рассказывала, как и сколько ей удалось сэкономить, и хвасталась самыми выгодными сделками. Выходило, что благодаря купонам и распродажам она не только получала огромное количество товаров бесплатно, но зачастую магазины ей еще и приплачивали. В тот первый день я могла лишь изумленно смеяться, слушая, как она объясняет схему.

Теперь, спустя несколько месяцев, я знала, что это не повод для смеха. Адель была одержима купонами. Она при всем желании не могла прекратить на них охоту. Стремление повыгоднее использовать очередную скидку привело к тому, что она пропустила несколько важных матчей Бена – не говоря уж о подобных случаях, когда было бы уместнее пригласить гостя за стол, налить холодного чая и просто поболтать.

Но вместо этого она побежала за «Райт Гардом» по распродаже. Разумеется, ей не нужен был дезодорант. Ей нужно было снова испытать упоение от удачной сделки, мимолетную эйфорию, что она обдурила систему и бесплатно отхватила жирный кусок. Пока мы смотрели, как старенький «Форд» выворачивает на Оуклон-авеню, я задумалась, что спровоцировало расстройство миссис Коди. Возможно, в ней всегда была это червоточина, только до поры до времени она скрывалась за фасадом нормальности? А развод ее просто проявил?

– Спасибо, что так спокойно реагируешь… на все это, – сказал Бен, когда мы сели в машину.

Я знала, что под «всем этим» он имеет в виду маму и склад в гараже. А под «спокойно реагируешь» – то, что я не ужасалась ее поведению и не трепала языком в школе. Еще я знала, как трудно ему поднимать эту тему. Бен начал разворачивать машину, но вдруг замер, сжав руль, и покосился на меня с водительского сиденья.

– А ты очень торопишься домой?

– Не очень. Вообще‐то, нет. А что, есть дело, где ты не справишься без моего участья?

Он ухмыльнулся и покачал головой.

– Что? – В моих широко распахнутых глазах читалась ангельская невинность.

– Впадаю в ступор я, когда ты начинаешь вдруг говорить шекспировской строфой.

– И это замечает человек, который ею мне сейчас ответил.

– Упрек не в бровь, а в глаз.

– Вот! Вот! Я же говорила!

– Ты первая начала, – рассмеялся Бен.

Я скрестила руки на груди.

– А что, у тебя ко мне какие‐то претензии?

Мне почему‐то нравилось смотреть, как Бен смущается.

– Нет! Наоборот. То есть… Мне нравится, как ты все умеешь свести к шутке. Это один из твоих талантов – сочетать остроумие с изяществом.

– Вау! – Я фыркнула, и Бен тоже засмеялся. – Думаю, нам лучше остыть, пока мы тут не наговорили на нового «Гамлета».

– Остыть? М-м. Остывать лучше с помощью мороженого. Я бы предложил «Снежную королеву», но боюсь, что туда не пускают с таким уровнем IQ.

– Рули, Эйнштейн. Твой секрет в надежных руках.

МЫ ВЗЯЛИ ВАФЕЛЬНЫЕ рожки и картофель фри, спустились к парку и плюхнулись в траву под деревом напротив детской площадки. Несколько ребят с воплями раскачивали шину на цепях. Двое мальчишек гонялись друг за другом, бросаясь пригоршнями подобранных с земли щепок. Занятые грилем отцы прикрикивали на них от столиков для пикника – разумеется, безуспешно.

Бен мгновенно обкусал шоколадную корочку со своего рожка и теперь обмакивал картошку в ванильное мороженое. Мы сидели в тишине, расслабленные полуденным солнцем. Однако это молчание не имело ничего общего с неловкостью, так внезапно охватившей меня полчаса назад. Обычно мне не нужно было изобретать темы для бесед с Беном или волноваться о том, что слова не идут на ум. Нам было хорошо наедине с собственными мыслями. Как ни странно, такое молчание не отдаляло нас, а, наоборот, сближало.

Когда я уже доедала мороженое, на площадке рядом с парковкой завязалась игра в баскетбол. Я вслух поинтересовалась, есть ли новости от университетов.

– Айова и Индиана посмотрели мои записи, – ответил Бен. – Обе команды пришлют своих людей на турнир. Хотят взглянуть на меня в деле.

– Шутишь? Это же офигенно! Ты еще юниор. Он пожал плечами.

– Даже не знаю, что чувствовать – вину или облегчение.

– Вину?

– Что придется ее оставить.

Он говорил о маме. Я постаралась как можно тщательнее подобрать следующие слова.

– А ты не думал, что она собирает все это дерьмо на тот случай, если тебе не дадут грант? Ну, экономит сейчас, чтобы потом вложить все средства в обучение?

– Кто знает? Она постоянно боится, что нам не хватит денег. Не хватит… всего. С тех пор, как ушел отец.

Я почувствовала по его голосу, как упал какой‐то заслон. Мы никогда прежде не говорили об отце Бена. Ни разу. Словно Брайана Коди вообще не существовало.

– Слушай, она будет только счастлива, если ты поступишь в колледж. И получишь стипендию от штата.

– Знаешь, чего я боюсь? Вернуться потом и обнаружить, что все от пола до потолка забито полками. Она превратит весь дом в гребаный склад.

Я молча обмакнула картошку в кетчуп. Не стоит на него давить. Если Бен захочет, сам расскажет. Внезапно мальчишка на баскетбольной площадке завопил и упал будто подкошенный. Вокруг него тут же столпились другие игроки. Я с тревогой следила, как он катается на спине, обхватив лодыжку.

– Она опять начала прятать всякое дерьмо в доме. Я покосилась на Бена – он тоже не сводил глаз с пострадавшего паренька. Через пару минут сокомандники помогли ему подняться. Держась за них с обеих сторон, он доковылял до обочины и тяжело рухнул на скамейку.

– Я думала, вы договорились, что она не выносит свое хобби за пределы гаража.

– Ага. Договорились. Только я на днях зашел в гостиную и заметил, что чулан прикрыт не до конца. Знаешь, чем она его забила? Пластиковыми контейнерами с носками и «боксерами».

– Для тебя?

Бен вздохнул.

– Я сам могу купить себе чертово белье.

Какая‐то женщина принялась громко сзывать детей на обед. Бен закусил губу, глядя, как они, чуть ли не теряя кроссовки, несутся к столикам для пикника.

– Я знаю, что мне должно быть стыдно за такие мысли. Просто… У мамы правда одержимость. У нас теперь столько носков, что я могу их до семидесяти лет не покупать.

– Может, она таким способом выражает о тебе заботу?

– Лучше бы она выражала заботу, соблюдая наши договоренности. Эти носки не для меня, понимаешь. Они для нее.

– Думаешь, она угомонится, если ты получишь грант?

Бен адресовал мне печальную улыбку.