Свой, чужой, родной - Татьяна Полякова

— Как зовут? — спросил он, а я сдуру брякнула:

— Кого? — и закатила глаза в досаде. Насчет ума я себе явно польстила. — Валентина, — торопливо ответила со смешком.

— Серьезно? — непонятно чему удивился он. — Забавно.

— Не такое уж редкое имя, — пожала я плечами. — Хотя конкурировать с Настями трудно. Друзья зовут меня Тиной.

«А это я к чему?» — с опозданием задалась я вопросом.

— Тина? Как Тина Тернер?

— Типа того.

— А меня друзья зовут Валькой. Звали когда-то. — Он протянул руку и добавил: — Валентин. Будем знакомы.

— Действительно забавно, — пожимая его руку, сказала я и решила, что самое время полюбопытствовать. — Можно спросить? Что у тебя в рюкзаке?

Рюкзак он, кстати, снял, и теперь тот стоял в паре шагов от него, возвышаясь, точно утес.

— А ты любопытная, — усмехнулся мой новый знакомый, потянул за веревки и предложил: — Смотри.

Я заглянула в рюкзак и присвистнула — в нем лежали гантели. На вид неподъемные.

— И давно ты себя так истязаешь?

— Не особо.

— К чему готовишься? В одиночку на Эверест?

— Зажирел малость от сидячей работы.

Я окинула взглядом его фигуру и заметила:

— Не хотелось бы льстить, но, на мой взгляд, ты близок к идеалу.

— Ты меня пару месяцев назад не видела, — засмеялся он, подхватил рюкзак, легко закинув его за плечи, скомандовал: «Вперед!» — и припустился по тропинке.

Через два километра я отстала, а он ни разу не обернулся, чтобы проверить, здесь я или нет. Я не стала его догонять, наоборот, сошла с дистанции, сделала с десяток упражнений, а потом побежала дальше. Но по сторонам поглядывала. Особенно когда покидала парк. Может, этот тип все-таки решил меня подождать? Похоже, подобная мысль ему в голову не пришла. Против воли стало грустно. Я напомнила себе, что жизнь прекрасна, и потрусила дальше.

В доме с колоннами по-прежнему горел свет. Я вновь остановилась возле калитки в тщетной надежде хоть что-нибудь разглядеть. Дом тонул в темноте, и лишь слабый свет пробивался сквозь ставни.

Прошло минут пять, и мое терпение было вознаграждено. Свет вспыхнул в окне второго этажа, тоже скрытом ставнями. Вряд ли это можно счесть большой удачей, но одно несомненно: у дома появился хозяин.

Закрыв за собой дверь подъезда, я громко крикнула:

— Люди! — и начала подниматься по лестнице.

После революции особняк, где я жила, пошел под коммуналки, и от былого великолепия мало что сохранилось. Однако сносить его не стали. Фасад наскоро отреставрировали, коммуналки сменились квартирами небольшой площади, по три на каждом этаже, на второй этаж был отдельный вход с улицы. В те времена, когда здесь еще царил коммунальный рай, в просторном холле второго этажа находилась общая кухня. После того как коммуналки превратили в квартиры, газовые плиты и раковины убрали, и холл вновь стал холлом, разве что слегка захламленным. Рядом с четвертой квартирой стоял деревянный ящик, в котором надлежало хранить картошку, а также велосипед, правда, без руля. Прибавьте к этому лыжи и старое корыто, висевшее на стене, и вы получите полное описание исходной обстановки.

Из нашей сплоченной троицы я здесь появилась самой последней. К тому моменту Людка жила в квартире под номером пять уже больше года, успев не только близко познакомиться с Тимофеем, но и закрутить с ним роман, впасть в эйфорию, оттого что этот восхитительный мужчина появился в ее жизни, изменить свое мнение о данном событии с точностью до наоборот, ввязаться в полугодичную позиционную войну с бывшим возлюбленным, а ныне чудаком на букву «м», и в конце концов даровать ему по доброте душевной прощение.

Людка, как и я, жилье снимала, а вот Тимофею оно досталось по наследству от бабки. С соседом мы подружились довольно быстро. Людка, с подозрением понаблюдав за этим, сочла своим долгом меня предупредить, что кармическая задача Тимофея — привнести в мою жизнь испытания, а вовсе не безбрежное счастье, о котором я могла по наивности грезить.

В результате с ней мы тоже подружились. И именно мне пришла в голову идея сделать из холла что-то вроде общей гостиной. Ящик для хранения картошки, велосипед и лыжи отправились на свалку, а их место занял старый, но вполне приличный диван и два кресла, купленные в складчину по объявлению в Интернете. А также телевизор. На телевизоре настояла Людка — она была из тех, кто любит, чтобы над ухом кто-то постоянно трындел, и включала телик, лишь только входила в квартиру. Засыпала тоже с телевизором. К мебели вскоре добавился журнальный столик, затем обеденный стол, три стула с барахолки и старая этажерка оттуда же, на этажерке хранились книги, которые я настоятельно рекомендовала своим друзьям прочесть. Людка их действительно читала, а Тимофей отговаривался крайней занятостью, хотя времени у него вполне хватало, чтобы вечер напролет слушать нашу с подругой болтовню или на пару с Людкой смотреть по телевизору биатлон.

Двери в квартиры мы, будучи дома, оставляли открытыми, оттого, поднимаясь по лестнице, я могла убедиться, что оба уже вернулись. Людка — с дня рождения приятельницы, а Тимофей — с работы.

Подруга трудилась в газете и не реже двух раз в неделю грозилась уволиться, называя газету «жалким листком для подтирки», коллег — динозаврами, а себя — дурой, раз уж ее угораздило выбрать профессию, которая исчезнет, как исчезли в свое время колотый сахар с серебряными щипчиками, калоши и рыцари.

Тимофей служил закону, будучи сотрудником следственного комитета, и иногда баловал нас душераздирающими рассказами о преступлениях века, не скупясь на жуткие подробности. Мы с Людкой начинали визжать и просили его заткнуться, но он со смехом продолжал ораторствовать. В такие моменты я каждый раз думала, что характеристика, некогда данная ему Людкой и вполне укладывающаяся в формулировку «гадкий гад», абсолютно верна, хотя его Твиттер описывал Глазкова как милого плюшевого мишку.

На мой крик из своей квартиры появился Тимофей.

— Привет, — сказал он. — Как побегала?

— Отлично.

— На Людку накатило, — понизив голос, сообщил сосед. — Собирается кормить нас спагетти по-неаполитански.

— А это как? — насторожилась я.

Из нас троих лучше всех готовил Тимофей, себе я отводила почетное второе место, а Людке, по моему мнению, следовало заниматься чем-нибудь другим.

— Вот уж не знаю… — пожал он плечами, а я скрылась в своей квартире, дверь на этот раз оставив открытой.

Пока принимала душ, мысли мои перескакивали с внезапно объявившихся обитателей дома с колоннами на нового знакомого.

— Он симпатичный, — вслух сказала я. — И имя Валька ему, пожалуй, идет. В этом есть что-то лихое и беспечное.

Тут перед глазами возникла его улыбка, и я подумала, что от такого типа можно ждать сюрпризов.