Девяносто дней Женевьевы - Люсинда Кэррингтон

Женевьева похолодела от ужаса, представив, что ее могут застать в таком виде. Она, конечно, знала, что все ее коллеги стучат в дверь, прежде чем войти в кабинет, но входят они обычно, не дожидаясь разрешения. Стук – всего лишь дань вежливости. Сможет ли она услышать звук приближающихся шагов, ведь пол в коридоре устлан толстым ковром?

Синклер прижался коленями к ее коленям, однако сознательно избегал любых других контактов. Женевьева не знала, возбужден ли он. Она наклонялась все ниже и ниже и, чтобы не упасть, обеими руками оперлась на стол. Женщина понимала, что в таком положении не сможет помешать ему, не сможет защититься от его губ или рук.

Он наклонился и, коснувшись губами ее левого соска, начал осторожно ласкать его языком, то поглаживая, то постукивая по нему. Буквально через несколько секунд сосок напрягся и затвердел. Взяв его в рот, Синклер принялся интенсивно посасывать его, и всякий раз, когда он, сжав сосок губами, оттягивал его, по телу Женевьевы пробегала сладкая дрожь. Похоже, этот человек знал, чего она хотела, потому что выбрал правильный темп и силу движений. Потом, сжав рукой другой сосок, Синклер слегка подразнил его, сжимая, пощипывая и поглаживая ладонью ее грудь.

Женевьева почувствовала, что еще немного, и она застонет от наслаждения, поощряя его к дальнейшим действиям, но усилием воли заставила себя сдержаться. «Неужели мне это действительно нравится?» – с ужасом подумала она. Женевьева понимала, что в любой момент в кабинет может кто-нибудь заглянуть, и это еще больше заводило ее.

– Прошу вас, – с трудом выдохнула она, не зная, как далеко она позволит ему зайти (или как далеко он сам заведет ее). – Сюда может кто-нибудь войти, – повторила Женевьева.

Подняв голову, Синклер посмотрел ей в лицо.

– Боитесь, что ваши коллеги увидят вас и подумают, что вы ведете себя как заправская шлюха? – спросил он и, сжав руками ее груди, приподнял их, поглаживая соски большими пальцами. – Думаю, им понравится то, что они увидят, – медленно пропел он томным голосом. – Я уверен, что многие из ваших коллег захотели бы поиграть с вашими сосками. Наверное, нам стоит позвать их всех сюда. И дать каждому по пять минут, – сказал он, продолжая лениво прикасаться к ее груди. – Мне почему-то кажется, что вам это понравится.

При обычных обстоятельствах сама мысль об этом привела бы Женевьеву в ужас, но Синклер говорил таким мягким, завораживающим голосом, что она, как ни странно, не испугалась. Его предложение показалось ей довольно заманчивым. Почему бы и нет? Если, конечно, это будут не ее коллеги, а кто-нибудь другой. Например, юноши, которых она не знает и которые не знают ее. И Синклер обязательно должен смотреть на то, как они ее ласкают, и наслаждаться тем, что видит. Интересно, что она при этом будет чувствовать? Женевьева едва заметно вздрогнула и облизала губы. Синклер нависал над ней, не касаясь ее руками.

– Мысль об этом заводит вас, не так ли? – пробормотал он. – Вы кажетесь строгой, чопорной и холодной, но на самом деле вы не такая. И я это почувствовал, но мне нужно было убедиться. Может быть, вас действительно заинтересует сделка, которую я хочу вам предложить?

– Я уже сказала, что она меня заинтересует, – ответила Женевьева, стараясь говорить твердым, спокойным голосом. Она понимала, что ей нужно как можно скорее взять себя в руки и обрести контроль над ситуацией. – Это будет чисто деловое соглашение.

– Конечно, – согласился Синклер, язвительно усмехаясь, и погладил ее грудь. – Это будет бартер. Вы дадите мне то, что я хочу, а взамен получите мою подпись под контрактом. Эта сделка стара как мир.

– Вы не пожалеете о том, что заключили ее, – заверила его Женевьева.

И снова он бросил на нее оценивающий взгляд, словно пытаясь понять, насколько хороша она будет в постели.

– Я в этом не сомневаюсь, – ответил он.

В коридоре раздались чьи-то шаги, и они оба это услышали. Синклер медленно отошел от нее. Женевьева наспех запахнула блузку и успела застегнуть пиджак. Джордж Фуллертон (он уже достиг зрелого возраста, но по-прежнему был элегантен и всегда носил цветок в петлице) открыл дверь и, заглянув в кабинет, улыбнулся.

– Я иду обедать. Не желаете составить мне компанию? – спросил он.

Зная, что бюстгальтер у нее расстегнут, а блузка помята (хотя под пиджаком, который она успела расправить, всего этого и не видно), Женевьева все-таки смогла улыбнуться Синклеру холодновато-вежливой улыбкой.

– У нас в агентстве прекрасный кафетерий для руководящего персонала, – сказала она.

– Благодарю вас, – ответил Синклер. – Но у меня назначена еще одна встреча.

Несмотря на то что Джордж Фуллертон, что называется, мельком осмотрел кабинет, Женевьева знала, что он успел увидеть и включенный телевизор, и папки, лежавшие у нее на столе.

– Надеюсь, вас заинтересовало что-нибудь из того, что показала вам Женевьева? – спросил он.

Она увидела, как на загорелом лице Джеймса Синклера появилась едва заметная улыбка. Он смахнул рукой со своего великолепного пиджака воображаемую пылинку, и женщина сразу вспомнила о том, что он делал с ней этой самой рукой всего несколько минут назад. В Женевьеве снова проснулось желание, и по всему ее телу пробежала дрожь.

– Определенно заинтересовало, – сказал он. – Однако я хотел бы еще кое-что посмотреть, прежде чем принять решение.

– Я уверен, что Женевьева сможет вам угодить, – улыбнулся Фуллертон.

– Не сомневаюсь, – едва слышно пробормотал Синклер.

– По-прежнему играешь в забавную игру с маленькими мячиками?

Звук этого голоса вывел Женевьеву из задумчивости. Она сидела за столиком в баре спортивного центра. Приняв душ, она ощутила приятную расслабленность и вспомнила, как уверенно и умело руки Джеймса Синклера ласкали ее тело. Мысль о том, что у нее будет неимоверный, сумасшедший, сногсшибательный секс, а после этого она получит еще и приятный бонус в виде подписанного контракта, нравилась ей. Женевьеве все больше хотелось поскорее узнать, так ли сексуально выглядит Джеймс Синклер без одежды, как в своем элегантном эксклюзивном костюме. Она жалела о том, что столь открыто наслаждалась его ласками и позволила ему захватить инициативу. Ей следовало и самой что-нибудь предпринять. Ведь она тоже имеет право знать, что ей достанется.

Подняв голову, Женевьева увидела, что возле ее столика стоит Дэвид Каршоу. В одной руке он держал банку диетической пепси-колы, а в другой – большую спортивную сумку.

– Это лучше, чем бегать по корту за странной штуковиной с пластиковыми перьями, – сказала Женевьева.

– У тебя слишком упрощенное представление о бадминтоне. – Дэвид сел за столик. – К тому же бадминтон по сравнению со сквошем чертовски спокойная игра. Ты еще в лиге? Я не видел твоей фамилии в списках.

– Я больше не играю в лиге, – сказала Женевьева. – Мне часто приходилось отменять матчи буквально в последнюю минуту. И это, как ты понимаешь, изрядно подпортило мою репутацию.