Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии - Lars Gert

будет язык, коли я записываю лишь выдумки; потомкам своим, всему человечеству я завещаю свой великий труд!

Время не стоит на месте, и вот: не сентябрь уже, но февраль… Который оказался холоднее своего предшественника, января. И отчего я не взял с собою шубу? В условиях жутчайшей непогоды, при крайне низких температурах я чувствовал себя, мягко говоря, некомфортно.

Прапотомок викингов-нордов, прапотомок витязей-троннаров я, Кердик-авантюрист, Кердик — никудышный юморист — озяб и продрог до костей. Но и ослу моему было не намного легче — я видел, как он мучается, и некому было нас двоих отогреть.

— Слабак и трус! — послышалось мне, но я так устал, что не придал этому особого значения.

Если честно, я бы прямо сейчас развёл костёр и слопал на вертеле целого секача-одинца! Но стужа напрочь сковала любое телодвижение.

— Ну, так иди да поохоться, — с явной издёвкой бросили мне. — Заодно все свои косточки разомнёшь, слюнтяй!

Человек я небогатый, но всё же происхожу из знати — к тому же, и возраст мой был уже почтенным; потому слышать такие дерзкие речи мне было весьма пренеприятно. Но я не видел того, кто мне сказал подобное — в противном случае я бы немедленно потребовал извинений!

Сейчас моей первостепенной задачей было пробраться к Вороньим фьордам и выйти к Хольмгарду, но цель сия была не из лёгких — для этого нужно было, не отрывая один глаз от карты, сделать небольшой крюк и идти на…

Мысли мои были прерваны невесть откуда взявшейся ведьмой-пери! Которая, гипнотизируя глаза в глаза, напутствовала меня так:

— Пойдёшь на северо-юг, к деревянному дереву, двигаясь в среднеускоренном темпе; после обернись вокруг себя три раза, и будет тебе счастье! Немедля получишь искомое… Грэнг, хортэ, борб!

Вскоре действие дурмана завершилось, а я и моё животное — два осла — остались с носом. Где чёртова ведьма? Где ступа с помелом?

Я понял, что окончательно заблудился! Даже имея при себе карту.

Но вдруг я вскинул свой взгляд вверх, и заприметил на склоне холма большого белого волка! Который, не обращая на нас никакого внимания, принюхивался к земле, изредка виляя хвостом.

«Ага, — догадался я. — Это волк-одиночка! Ведь обычно волки ходят стаей».

Теперь моё и без того унылое лицо совсем вытянулось: не похоже, что неподалёку есть жилые места. Из дремучей супертайги мы прямиком попали в тундру! Холодную, морозную и безжизненную (не считая нас двоих и этого огромного хищника, для которого станем лёгкой добычей, прекрасным обедом).

Однако полярный волк не выглядел голодным — во всяком случае, мне так показалось. Шкура его не по-зимнему лоснилась, а сам он был столь огромен, что соответствовал росту дикого скатура — подвида тура, который водится в тундре и супертайге.

Наконец, грозный зверь соизволил обратить внимание на нас, путников — которых трясло, как грушу и от мороза, и от страха.

Волк очень внимательно посмотрел на меня — практически в упор. Затем медленно, как бы нехотя убрался восвояси — но сделал это так, будто пригласил за собой, а себя назначил бесплатным поводырём.

И мы пошли за ним.

Моё мнение относительно того, что край совершенно безлюден, оказалось ошибочным — к моему удивлению, волк привёл нас к какому-то поселению: на горизонте маячили скромные, однотипные, одноэтажные домики, и на крыше у каждого такого домика имелась печная труба, из которой валил густой дым.

Не доходя до селения вплотную, белый волк вдруг остановился и обернулся, всё так же внимательно глядя на нас.

Мы тоже остановились.

Зенки хищника сверкнули, и тут он сделал какой-то неопределённый жест в сторону селения — будто бы кивнул в ту сторону, или что-то наподобие. При его мощной, но короткой шее провернуть такое действо было бы непросто — но, судя по всему, это был необычный волк: вряд ли ручной — скорее, волшебный. Либо же это у меня от холода разыгралось воображение, и мерещилась всякая странность.

В области, напрямик отстоявшей от кивка волка, высилось единственное двухэтажное здание — возможно, гостиница, или же просто таверна или трактир.

Переведя взгляд с придорожного заведения обратно на волка, я обнаружил, что смотрю просто на снег — нашего проводника и след простыл!

Куда он делся? Ведь ещё мгновение назад я своими глазами наблюдал на этом самом месте большого белого хищника из семейства псовых!

«Надо же, какой добрый зверь, — подумал я. — Таких бы на моём пути да побольше».

Мы уверенным шагом шли на запах: похоже, это действительно была самая настоящая таверна, первый этаж которой предусмотрен для горячего ужина, а второй — для крепкого сна постояльцев. Более того, подходя ближе и заглядывая через прохудившиеся, в многочисленных щелях ворота, я заметил, что там, во дворе было предусмотрено и стойло — чему несказанно обрадовался мой ослик, порядком уставший с трудной, нелёгкой дороги.

Гостиница называлась «Dubhrafn»1 — и действительно, на эмблеме заведения был изображён вран (чему я был не особо поражён ввиду того, что культ этой птицы был достаточно распространён в кронстве и вообще являлся его символом).

Вран здесь был повсюду — в гербе, в названии, в зловещей, деревянной, крашеной дёгтем фигурке на крыше… Мрачновато, учитывая время года, сумерки и тот факт, что, например, столичный герб был менее свирепым — белая мышь на виоловом щите2.

Похоже, хозяин «Дубкрафна» был заинтригован — как моим произношением, так и самим фактом моего прибытия. Все, все, все головы развернулись в мою сторону, точно увидели привидение.

— Что-то не так? — напрягся я. — Что вас смущает? Я всего-то пришёл перекусить и отдохнуть с дороги!

Да, мой друг: я был слегка обижен таким приёмом.

— Нет-нет; всё в полном порядке. — Поспешил заверить меня трактирщик. — Просто сразу видно, что вы — не местный, хоть и речь ваша на нордике нашего, троннарского говора. Видите ли…

Тут он замялся, как бы раздумывая, говорить ли определённые вещи незнакомцу.

— Слишком много приезжих, другъ. — Вставил словечко один из постояльцев, делая упор на «ъ» — обычно это было характерно для восточных нордов, но никак не западных, к коим примыкаю я — стало быть, они и сами не совсем уж коренные?

— Что верно — то верно, — подтвердил другой, — много чужаков с большой дороги, и непонятно, что у них в голове.

— Уйма мигрантов, — кивнул мне третий, — Ъ, и это в нашу-то холодную страну!

Я был знаком с этим произношением, с этим выговором: «Ъ» на вульгарной, варварской нордике означал нечто вроде союза «да», или «угу», либо любое другое междометие;