Ночь, когда цветет папоротник - Татьяна Павловна Гутиеррес

вернутся. И они оставили мне ключи. – Она игриво трясет связкой, и я понимаю, что не было этих лет разлуки. Мы словно вчера только распрощались, закончив диалог на полуслове и подхватили его сегодня. – Так что, не волнуйся.

Входную дверь богато украшают «обереги»: крест с римскими цифрами и какие-то странные символы, которые я не могу отнести ни к чему. Катя протягивает мне ключ и с улыбкой наблюдает, как я впервые за последние пятнадцать лет открываю дверь, и мне в нос шибает знакомый запах. Слезы уже не удержать, и они катятся по щекам, а я смеюсь.

– В последний раз здесь еще была бабушка, – грустно произношу я трясущимися губами. – Она была самой замечательной во всем мире.

Катя кивает, ее глаза тоже блестят от влаги. Я бросаю взгляд на ее мужа – он чертит что-то на земле.

– Мне кажется, вы отпугнете всем этим съемочную группу. Они решат, что попали в секту, – мы дружно смеемся, но Петя все же завершает свое магическое дело.

В доме градусов на десять меньше, он пропитан сыростью и затхлым воздухом. Половицы скрипят, как это всегда и было. А на столе крошки.

Катя поспешно их сметает рукой, за что получает выговор от Пети.

– Я здесь иногда бываю, – смущенно говорит она.

– Меня это радует, что дом не стоит пустой. Почему, интересно, хозяева сбежали? Они его купили только года три назад?

– Ну, – они оба пожимают плечами. – Деревенская жизнь не всем по зубам.

Я киваю и на секунду задумываюсь как это – жить здесь.

– Звонки с вершины дерева – это тот еще экстрим.

– Это самое малое что тебя здесь впечатлит, поверь мне, – бубнит Петя и получает в бок от жены.

Да уж, та еще парочка.

– Ладно, ты отдыхай, а завтра будем веселиться. Если захочешь, приходи поужинать.

Они поспешно удаляются, чему я, надо сказать, немного рада. Мне хочется побыть наедине со своими эмоциями и воспоминаниями. Я все еще чувствую себя взломщиком, но успокаиваю себя тем, что шанс возвращения хозяев невелик.

Моя рука нежно проводит по покрывалу, которое, почему-то не заменили хозяева, по старинному буфету с резными элементами. Я вдыхаю запах детства – от него до сих пор пахнет конфетами и какими-то травами. Неужели это все здесь так и стояло столько лет? Неподвижно? Не похоже, что кто-то здесь вообще бывал, кроме Кати. Мой взгляд цепляется за портрет прабабушки.

Его тоже оставили. Как будто это дом-музей и ни к чему нельзя притрагиваться. Похоже, у меня паранойя. Видимо, хозяева – не любители менять интерьер. Или же им по какой-то причине нравился портрет, и они его не стали снимать. Меня же он пугал всю свою жизнь. Красивый профиль прабабки обрамляла странная рваная виньетка такого же черного цвета, как и ее волосы, совершенно сливаясь с ними, от чего получался совершенно дикий эффект. Возможно, это задумка художника, но скорее всего, просто неудачная фотография.

Не удивительно, что мама его не забрала. Я бы тоже не знала, куда его деть потом.

Я зажигаю свечу, потому что свет постоянно моргает и уже дал мне головную боль. Сами свечи и спички лежат в том самом месте, где я их помню. Взяв в руку канделябр – его, кстати, стоит прихватить с собой в Москву, ведь технически, он мой – я поднимаюсь на второй этаж, где на кровати заботливой рукой подруги положен комплект постельного белья и белоснежное одеяло с подушкой.

И уже спустя двадцать минут, так и не поужинав, я забываюсь в глубоком сне.

***

На то, чтобы понять, где я нахожусь, у меня уходит несколько секунд. Пара первых подарили мне дикое ощущение, будто я случайно стерла последние лет двадцать моей жизни. Нажала кнопку delete и упс. Придется снова заканчивать школу, поступать в институт. Так себе ощущение, надо сказать. Окончательно придя в себя, и обнаружив себя взрослой, я успокоила участившее ритм сердце, и потянулась на постели. Зачем мы только продали этот замечательный дом? В нем так светло и спокойно. Может, это именно то, что нам с Яном надо?

Спокойствие.

У меня такое ощущение, что я впервые за очень много лет выспалась и набралась сил. Я сделала паузу, и теперь готова двигаться дальше.

Мне надо ехать домой! Я не могу потерять эту самую важную неделю в месяце! Я отвлеклась – как мне и советовали – и теперь во всеоружии. Сейчас позавтракаю и вперед, домой!

Спустившись вниз, я вдруг поняла, что вряд ли найду что-то съестное в доме, в котором никто не живет. Поэтому стоит поискать местный магазин.

Мои джинсы немного заляпаны от попытки запрыгнуть на лошадь, но я все же их надеваю. Думаю, местные мне простят такую неряшливость. Легкий летний топ в цветочек полностью отражает мое настроение: я полна надежды и с трепетом жду перемен в жизни. Вот только осталось выбраться отсюда. Сделаю Яну сюрприз!

Распахнув дверь, я в шоке разеваю рот, в который заливается огромное количество ледяной воды.

– Хахаха, – Кате это явно доставило удовольствие. – Ты как всегда! Ничего не меняется! Кто же в день Ивана Купалы так спокойно выплывает на улицу! Выплывает! Ахахахаха!

– Да что с тобой такое! – злюсь я. –Тебе что, десять лет?

– А тебе нет, что ли?

– Великолепно, теперь мне придется переодеваться, – наигранно улыбаюсь детской шалости моей великовозрастной подруги.

– Не утруждайся, сухой тебе все равно не ходить сегодня. И да, оставь свой мобильник. Он все равно сигнал не ловит, только утопишь его сегодня.

Дело готовит. Я поспешно возвращаюсь в дом, шлепая мокрыми босоножками по скрипящим половицам, и оставляю телефон. От чего мне несколько неуютно – он единственный мой проводник в мир нормальных людей.

– А вы не могли бы повторить это, – слышу я, как кто-то обращается к Кате. Странно, я не заметила, что с ней кто-то был.

– С удовольствием! – слышу, как отвечает она.

Я возвращаюсь на улицу и снова вскрикиваю.

– Это совсем не смешно! – кричу я. – Зачем ты меня еще раз окатила?

– Я уверена, ты накопила слишком много грехов, за один раз не смоешь. – Ее это здорово веселило.

Я обнаруживаю рядом с ее ногами еще два таких же ведра и спешу схватить их. Нельзя же это так оставлять! Но как только моя рука касается одного из них, я замираю. К моему запястью приближается камера, которую держит какой-то парень. Он скачет с ней будто взбесившийся бабуин, и у меня тут же пропадает желание реванша.

– Понятно, это было для вашего глупого