Физиология брака - Оноре де Бальзак

— Что вы говорите, герцогиня! Отчего же в таком случае они вечно питают отвращение к своим мужьям?

(«Да ведь это сущее тиранство! — подумал автор. — Теперь, стало быть, дьявол нацепил чепец?»)

— Нет, моя дорогая, я не шучу, — продолжала герцогиня, — больше того, хладнокровно вглядываясь в тех мужчин, с которыми зналась некогда я сама, я содрогаюсь. Ум всегда ранит нас своим блеском, человек остроумный пугает нас, если же человек этот горд, он не станет нас ревновать, а значит, не сумеет нам понравиться. Наконец, нам, пожалуй, доставляет большее удовольствие возвышать мужчину до себя, нежели самим подниматься до него... Человек талантливый разделит с нами свои победы, зато глупец доставит нам наслаждение, поэтому нам приятнее слышать, как о нашем избраннике говорят: «До чего красив!» — нежели знать, что его избрали в Академию.

— Довольно, герцогиня! Вы меня пугаете.

Перебрав всех любовников, сведших с ума ее знакомых дам, юная кокетка не обнаружила среди них ни одного умного человека.

— Однако, клянусь добродетелью, — сказала она, — их мужья — люди куда более достойные...

— Но ведь они мужья! — важно ответствовала герцогиня.

— Неужели, — спросил автор, — все французские мужья обречены на столь жалкую участь?

— Разумеется, — засмеялась герцогиня. — И ярость, какую испытывают иные дамы против своих товарок, имевших счастливое несчастье завести любовника, доказывает, как тяготит бедняжек их целомудрие. Одна уже давно сделалась бы Лаисой[16], не останавливай ее страх перед дьяволом, другая добродетельна исключительно благодаря своей бесчувственности, третья — из-за глупости ее первого любовника, четвертая...

Автор пресек этот поток разоблачений, сообщив дамам свою навязчивую идею касательно книги о браке; дамы улыбнулись и обещали ему не скупиться на советы. Та, что помоложе, весело внесла свой первый пай, посулив доказать математически, что женщины безупречной добродетели возможны лишь в теории.

Вернувшись домой, автор сказал своему демону: «Приди! Я готов. Заключим договор!» Демон не явился.

Знакомя вас с биографией собственного сочинения, автор руководствуется отнюдь не мелким тщеславием. Он излагает факты, достойные послужить вкладом в историю человеческой мысли и способные, без сомнения, прояснить суть самой книги. Некоторым анатомам мысли, быть может, небесполезно узнать, что душа — женщина. Поэтому, пока автор запрещал себе думать о книге, которую ему предстояло написать, фрагменты ее являлись ему повсюду. Одну страницу находил он у постели больного, другую — на канапе в будуаре. Взгляды женщин, уносящихся в вихре вальса, подсказывали ему новые идеи, жест или слово питали его высокомерный ум. Но в тот день, когда он сказал себе: «Что ж! Я напишу это сочинение, которое меня преследует!..» — все исчезло; подобно трем бельгийцам, на месте клада автор обнаружил скелет.

На смену демону-искусителю явилась особа кроткая и бледная, добродушная и обходительная, остерегающаяся прибегать к болезненным уколам критики. Она была щедрее на слова, нежели на мысли, и, кажется, боялась шума. Быть может, то был гений, вдохновляющий почтенных депутатов центра.

— Не лучше ли, — говорила она, — оставить вещи, как они есть? Разве все обстоит так уж скверно? В брак следует верить так же свято, как в бессмертие души, а уж ваша-то книга наверняка не послужит прославлению семейного счастья. Вдобавок вы, того и гляди, станете судить о семейной жизни на примере тысячи парижских супружеских пар, а ведь они — не что иное, как исключения. Быть может, вы встретите мужей, согласных предать в вашу власть своих жен, но ни один сын не согласится предать вам свою мать... Найдутся люди, которые, оскорбившись вашими взглядами, заподозрят вас в безнравственности и злонамеренности.[17]Одним словом, касаться общественных язв дозволено только королям или, по крайней мере, первым консулам.

Хотя Разум явился автору в приятнейшем из обличий, автор не внял его советам; ведь вдалеке сумасбродство размахивало гремушкой Панурга, и автору очень хотелось завладеть ею; однако когда он за нее взялся, оказалось, что она тяжелее палицы Геркулеса; к тому же по воле медонского кюре[18]юноше, ценящему хорошие перчатки куда выше хорошей книги, доступ к этой гремушке заказан.

— Кончен ли ваш труд? — спросила у автора та из двух его сообщниц, что помоложе.

— Увы, сударыня, вознаградите ли вы меня за все те проклятия, какие он навлечет на мою голову? — Она жестом выразила сомнение, к которому автор отнесся весьма беспечно.

— Неужели вы колеблетесь? — продолжала она. — Опубликуйте то, что написали, не бойтесь. Нынче в книгах покрой ценится куда выше материи.

Хотя автор был не более чем секретарем двух дам, все же, приводя в порядок их наблюдения, он потратил немало сил. Для создания книги о браке предстояло, пожалуй, сделать одну-единственную вещь — собрать воедино то, о чем все думают, но никто не говорит; однако, завершив подобный труд, человек, думающий, как все, рискует не понравиться никому! Впрочем, эклектизм нашего труда, возможно, спасет его. Насмешничая, автор попытался сообщить читателям несколько утешительных идей. Он неустанно тщился отыскать в человеческой душе неведомые струны. Отстаивая интересы самые материальные, оценивая или осуждая их, он, быть может, указал людям не один источник умственных наслаждений. Однако автор не настолько глуп и самонадеян, чтобы утверждать, будто все его шутки равно изысканны; просто-напросто, уповая на многообразие умов, он рассчитывает снискать столько же порицаний, сколько и похвал. Предмет его рассуждений настолько серьезен, что он постоянно старался анекдотизировать[19]повествование, ибо сегодня анекдоты — верительные грамоты любой морали и противуснотворная составляющая любой книги. Что же касается «Физиологии брака», суть которой — наблюдения и анализ, ее автору было невозможно не утомить читателя излияниями писателя. А ведь это, как прекрасно знает автор, — страшнейшая из всех бед, какие грозят сочинителю. Вот почему, трудясь над своим пространным исследованием, автор заботился о том, чтобы время от времени давать читателю роздых. Подобный способ повествования освящен литератором, создавшим труд о ВКУСЕ, близкий к тому, который автор написал о БРАКЕ, — труд, откуда автор позволил себе заимствовать несколько строк, выражающих мысль, которая роднит обе книги. Таким образом он оказал почтение предшественнику, сошедшему в могилу в расцвете своей славы[20].