Прощальная песнь. Ложь Королевы Фей - Мэгги Стивотер

Протянув мне несколько бумажных полотенец, он обезоруживающе улыбнулся.

— Привет. Я Люк Диллон.

Невозможно было представить, что этот тихий голос может утратить спокойствие и самоконтроль. Даже в туалете возле облеванного унитаза он звучал потрясающе сексуально.

— Люк Диллон, — повторила я, пытаясь не слишком на него пялиться. Дрожащей рукой я взяла полотенца и вытерла лицо.

Во сне я не смогла как следует его разглядеть, как и остальных героев моих снов. Но это определенно был он. Поджарый, словно волк, со светлыми волосами и еще более светлыми глазами. Красивый. Даже более красивый, чем во сне.

— Между прочим, это женский туалет.

— Я услышал, что ты здесь.

— Ты не даешь мне пройти к умывальникам. — Мой голос прозвучал слабее, чем мне того хотелось.

Люк включил воду и отошел, чтобы я могла умыться.

— Не хочешь присесть?

— Нет… да…

Он вытащил складной стул из каморки под лестницей и поставил рядом со мной.

— Ты белая… в смысле бледная. Как ты себя чувствуешь?

Я рухнула на стул.

— Иногда после тошноты я вырубаюсь. — Мои уши пылали. — Еще одно из моих многочисленных достоинств.

— Опусти голову между коленей. — Люк нагнулся, рассматривая мое лицо. — А у тебя красивые глаза.

Я не ответила. Еще секунда, и я упаду в обморок на полу туалета в обществе совершеннейшего незнакомца. Люк прижал мне ко лбу влажное полотенце. Мое сердце забилось быстрее.

— Спасибо, — пробормотала я и медленно выпрямилась.

Люк сел передо мною на корточки.

— Ты не заболела?

Вряд ли его тревожила перспектива заразиться, но я живо покачала головой.

— Нервы. Меня всегда рвет перед выступлениями. Знаю, глупо, но ничего не могу с собой поделать. Теперь меня хотя бы не вырвет прямо на сцене. Зато не исключен обморок.

— Как старомодно, — заметил Люк. — Тебе уже лучше? Останешься, или выйдем на улицу?

Я сумела подняться.

— Мне лучше. Думаю, стоит порепетировать. До выступления минут сорок пять, не больше. Не знаю, сколько времени я здесь провела. — Я указала на унитаз.

— Хорошо, давай порепетируем на воздухе. Там тише. О твоем выступлении объявят заранее, не пропустишь.

Будь на месте Люка любой другой, я бы отказалась. Я уже давно ни с кем, кроме Джеймса и родственников, так долго не разговаривала. И это даже если не считать разговором эпизод рядом с унитазом.

Люк взял мою арфу.

— Давай помогу. Ты по-старомодному слабая. Можешь взять? — Он протянул мне деревянную шкатулку, украшенную изысканной резьбой, слишком тяжелую для своего размера. Мне она понравилась: казалось, в ней кроется какая-то тайна.

— Что там? — выпалила я и поняла, что это первый вопрос, который я ему задала. Мне даже в голову не пришло ни о чем его спросить, будто бы мы заключили тайное соглашение: я не задаю вопросов и принимаю все так, как есть.

— Флейта. — Люк открыл дверь туалета и направился к выходу.

— В какой номинации ты участвуешь?

— Я здесь не ради конкурса.

— А зачем?

Он обернулся с теплой улыбкой.

— Пришел, чтобы послушать, как ты играешь.

Ложь, но приятная.

Люк отвел меня на ярко освещенную солнцем площадку для пикников рядом с футбольным полем. Из громкоговорителя возле двери раздался голос, назвавший имя конкурсанта.

— Видишь? Они объявят, когда придет твоя очередь.

Люк устроился на столе для пикника, я села рядом с арфой на скамью.

— Что ты мне сыграешь?

Живот снова свело. Он подумает, что я совсем расклеилась и не в состоянии сыграть даже перед одним зрителем.

— Ммм…

Люк отвернулся, открыл шкатулку и аккуратно соединил две части флейты.

— Ты хочешь сказать, что ты настолько великий музыкант, что не собираешься ни с кем делиться своим искусством?

— Послушать тебя, так я отъявленная эгоистка!

Люк поднес флейту к губам и взял «ля».

— Я держал твои волосы. Разве я не заслужил награду? Сосредоточься на музыке. Представь, что рядом с тобой никого нет.

— Но рядом со мной ты.

— Представь себе, что я — столик для пикника.

Рукава футболки не могли скрыть его мускулы.

— Ты не тянешь на столик для пикника.

Да, о его присутствии забыть совершенно невозможно.

Люк посмотрел на меня.

— Играй, — настойчиво повторил он.

Я повернулась к арфе (привет, подруга!), поставила ее на шестидюймовые ножки и оперла о плечо. Беглый взгляд на струны сказал, что арфа не расстроена, и я начала играть. Струны оживали под моими пальцами. Арфе нравилась теплая влажная погода.

Я запела, сперва вполголоса, потом погромче. Мне хотелось удивить Люка.

Солнечный лучик заглянет в окно,

Но на душе моей будет темно.

Душу не радует солнечный свет,

Если со мною любимого нет.

Буду сидеть у окна я и ждать,

Буду судьбу я свою вопрошать:

Скоро ль услышу я голос родной?

Скоро ль любимый вернется домой?

Услышу ли я голос твой,

Вернешься ли домой?

Услышу ли я голос твой,

Будешь ли со мной?

Я замолчала, услышав, что флейта подхватила мотив.

— Ты знаешь эту песню?

— Да, знаю. Помнишь куплет о его смерти?

Я нахмурилась.

— Я спела все, что знала. Разве в конце герой умирает?

— Ну конечно. Это ведь ирландская песня. В ирландских песнях все умирают. Я тебе спою. Подыграй, чтобы я не сбился.

Я заиграла, мысленно настроив себя продолжать, как бы ни зазвучал его голос.

Он повернулся лицом к солнцу и запел:

Нет, не вернется любимый ко мне.

Голову он положил на войне.

Некого больше мне ждать у окна.

Сердце навечно сковала зима.

Не петь мне больше для тебя,

На арфе не играть.

Не петь мне больше никогда,

Тебя не обнимать.

— Видишь? Его убили…

— Как грустно! — воскликнула я.

— Это очень старая песня, — продолжил Люк. — Тот куплет, что ты спела, появился позднее. Я его не слышал. Но то, что спел я, было частью песни с самого начала. Ты не знала?