Птица без крыльев - Кэтрин Куксон

Всякий раз, стоило матери Агнес завести разговор об этом доме и его обитателях, отец неизменно возмущался:

— К чему они нам? Надо водить компанию в своем кругу. А потом, чем плоха Спринг-стрит? В магазинах достаточно продуктов. Мы можем покупать здесь также обувь и головные уборы. Ассортимент достаточно разнообразен, чтобы порадовать как богатых, так и бедных.

— А как же насчет мяса и другой одежды, что носят между башмаками и шляпой? — пошутила однажды Агнес.

— Слишком ты остра на язык, — ответил ей тогда отец. — Как бы тебе не поплатиться за это.

Однако все живущие на Спринг-стрит могли себе позволить покупать все необходимое и в других местах. К тому же разве все прошедшие годы отец недостаточно хорошо кормил их и одевал?

И все-таки, сидя у окна в Доме и глядя вниз на реку, девушка размышляла о том, что полнота жизни определяется не только материальными ценностями. Неужели стоило работать лишь ради еды и одежды? Наверное, жизнь не ограничивалась только такими потребностями. Но что же ей требовалось еще, чего недоставало?

Подходящий ответ никак не находился, и это ставило Агнес в тупик. В первую очередь она считала, что ей необходимо свободное время, чтобы она могла спокойно подумать, почитать, понаблюдать за тем, как живут другие люди, как они переживают трудности, умудряются сводить концы с концами, каковы они в горе и в радости, как любят. Любовь! Да, это слово частенько приходило ей на ум.

Агнес перечитала много любовных романов и пришла к выводу, что в прошлом страстная любовь неизменно заканчивалась трагически. У нее сложилось впечатление, что за большую любовь неминуемо следовала расплата. Быть может, ей попадались такие книги, а в других все происходило по-другому. Возможно, следовало довольствоваться женскими журналами, которыми зачитывалась ее мать. Тогда она, наверное, верила бы в то, что влюбленные после свадьбы до конца жизни живут в любви и согласии. Но с тех пор как в шестнадцать лет Агнес окончила школу и глубже окунулась в домашние дела, она не раз могла убедиться, что семейная жизнь отнюдь не блещет яркостью и разнообразием. Пример родителей постоянно укреплял ее в этом мнении.

Казалось бы, два человека живут вместе и у них нет оснований жаловаться на жизнь. Их взгляды часто не совпадали, но они почему-то никогда не спорили. Не было случая, чтобы они смеялись по одному и тому же поводу. Агнес не могла представить их и нежными любовниками. Воображение обычно рисовало ей другую картину: две фигуры, застывшие в постели в холодном безразличном оцепенении. Она с трудом представляла родителей держащимися за руки, не говоря уже ни о чем другом. Возможно, их не хватало даже на то, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи.

— Что это ты застыла посреди коридора?

Агнес вздрогнула, услышав голос матери, появившейся на пороге кухни.

— Я… просто задумалась.

— Вот как? Что-то частенько в последнее время ты стала задумываться. Удивительно, как тебе удается справляться с делами. И о чем же, если не секрет, ты так глубоко задумалась?

Элис Конвей отпрянула от неожиданности, когда дочь, резко повернувшись, воскликнула:

— Хочешь верь, хочешь нет, но я думала о тебе и отце, об этом доме, наших магазинах, а еще о своей жизни, о смысле ее.

Элис подчеркнуто медленно пригладила волосы, глубоко вздохнула и лишь потом заговорила:

— Ну знаешь, это всего лишь приступ раздражения, такое бывает. Ничего, пройдет. А что это тебе вдруг в голову взбрело?

— Нет, мама, дело не в раздражении, кроме того, эти мысли появились у меня не вдруг. Я уже давно об этом думаю, только никто ничего не замечает.

— В таком случае… — Элис сделала паузу. Наклонившись к духовке, она достала закрытый судок и водрузила его на стол перед дочерью. — Если тебя беспокоят подобные мысли, значит, пора замуж, — закончила она.

— Я так и знала, что ты это скажешь, мама. Уверена, ты посоветуешь мне выбрать мистера Столворта.

— Будешь искать дольше — попадется еще хуже.

— Ты права, я подожду, но не думаю, что может быть кто-то еще хуже. Хуже, кажется, некуда.

— Ты, моя милая, сама не знаешь, что несешь. Чего ты ждешь? Тебе уже двадцать два, и кроме того…

— Что ж, мама, договаривай. Да, я некрасивая, и мне далеко до достоинств Джесси.

— Это твои слова, значит понимаешь, что к чему. Поэтому тебе не стоит особенно привередничать и перебирать. Я не хочу сказать, что ты совершенно непривлекательна, нет, дело в твоем отношении к мужчинам. — Элис резко обернулась к дочери и продолжила свистящим шепотом: — Именно так, а чего ты, спрашивается, дожидаешься? Тебе следует постараться выбрать лучший из возможных вариантов и довольствоваться этим. Генри Столворт состоятельный человек. Он куда богаче твоего отца. Ему не только принадлежит оптовый склад, Генри — владелец собственности по всему городу. Его дочери скоро войдут замуж. Большого ума не надо, чтобы прибрать к рукам мужчину такого возраста. Будь ты хоть чуточку умнее, давно бы вышла замуж и жила в собственное удовольствие в Джесмонде. А ты на что надеешься, сама хотя бы знаешь?

Вспышка раздражения у Агнес улеглась. Возмущение сменилось желанием рассмеяться.

— Да, я очень хорошо знаю, что мне хочется. Во-первых, перекусить, а во-вторых — вернуться в магазин, потому что сегодня вечером отец в клубе.

Элис взяла ложку и приготовилась положить дочери баранье рагу, но помедлила и заметила:

— Ты еще слишком мало знаешь о жизни. Помоги тебе Бог, когда поймешь, что к чему. — Она уложила рагу с клецками на тарелку и подвинула к Агнес.

— Жаль, мама, что ты не вдова, — будничным тоном проговорила Агнес. — Тогда бы ты могла сама заполучить милягу Гарри.

Ложка с такой силой влетела в судок, что жирные капли дождем брызнули на белоснежную скатерть.

— Что ты несешь? — заикаясь от возмущения, с трудом выговорила Элис. — Вот выдумала! — И она сделала нечто неслыханное: швырнула ложку на скатерть и, круто развернувшись, гордо удалилась.

Агнес озадаченно смотрела вслед матери. Услышав грохот захлопнувшейся двери, девушка подумала: «Господи, а я задела ее за живое, но в чем здесь дело, вот вопрос?».

Агнес уставилась на дымящееся рагу. Есть совершенно расхотелось, но ей определенно следовало что-то в себя впихнуть. Если она хоть немного похудеет, то станет совсем прозрачной. И почему она такая тощая: ни груди, ни бедер, как у других девушек или женщин ее возраста? Джесси всего восемнадцать, а фигура — любо-дорого посмотреть.

В этот момент в комнату вошла Джесси, словно ее привлекли мысли сестры.

— Слушай, что случилось? — понизив голос, спросила она. — Мама страшно сердитая.

— Мы немного поговорили о том о сем.

— Мило же вы поговорили. Поспорили, наверное, а скорее всего, поругались. Мама в гостиной вяжет — крючок так и мелькает. Она всегда так быстро вяжет, когда сильно не в духе. Боже! — воскликнула Джесси при виде рагу. — Клецки с бараниной. Горячее три раза в день, да я же так растолстею.