Последнее письмо - Александра Морозова

едем в дом человека, которого я совсем не знала. Расскажи о бабушке.

Он глубоко вдохнул. Я уже заметила за ним привычку глубоко вдыхать, если случается нечто неожиданное: открывается кровотечение или наступает асистолия.

— Ты и так знаешь почти все её работы, — ответил Андрей, даже не посмотрев в мою сторону.

— Я не о работах. Расскажи о ней самой. Каким она была человеком?

— Сложным, но добрым. Почти таким же, как и ты.

Андрей чуть повернул ко мне голову. На его губах мелькнула насмешливая улыбка.

— Разве я сложный человек? — спросила я.

— Ещё какой! Простая медсестра, а гонора у тебя на целого хирурга.

— Это вы по себе ровняете, Андрей Родионович?

— По тем, кто надевает хирургический костюм и мнит себя богом.

— А вы, значит, не такой?

— Не такой. Зато вы такая, Владислава Александровна. Страшно подумать, что будет, если станете хирургом.

— А вот стану, тогда и поглядим.

Андрей хотел что-то сказать, но осёкся и лишь прихлопнул ладонью по рулю.

— Ну да. Владислава. «Владеющая славой», — произнёс он, будто сам себе. — Однозначно ты станешь хирургом.

Мы снова замолчали. Радио негромко что-то пело о любви. Выкрашенный осенью лес расступился, пропуская сквозь себя трассу с широкими земляными обочинами по краям. Картинка долго не менялась, но и не надоедала. Все предметы казались далёкими, игрушечными на фоне бесконечного неба. Лишь изредка приближалась к нам встречная машина, но уже через миг исчезала, растворяясь за нашими спинами.

Дорога, желто-рыжий лес и холодное осеннее небо. В городе не бывает такого простора. Смотреть на это можно бесконечно.

— Твоя бабушка всегда жила так далеко от Москвы? — спросила я.

— Когда вышла на пенсию, перебралась на дачу. Хотела разбить сад, но садоводство было не её. Она писала научные статьи. Дед что-то сажал.

— Твой дед тоже был врачом?

Андрей высматривал машины в зеркале заднего вида.

— Ты вроде решила, что моя семья тебя не интересует?

— Разве я так сказала? — спросила я, тоном голоса показывая, как он не прав. — Я сказала, что не хочу портить карьеру. И что ты мой лучший друг. Почему я не могу узнать о лучшем друге всё, что захочу?

Андрей тяжело кивнул, словно проглотил слишком большой кусок.

— Дед не имел никакого отношения к медицине. Работал на заводе инженером.

— А твои родители?

— Врачи.

— Оба?

— Да. Мама кардиолог, а папа хирург. Сестра гинеколог. А в твоей семье есть врачи?

— Нет, — сказала я, радуясь, что Андрей поддерживает разговор. — Мой папа военный.

— Военный? Теперь понятно, откуда в тебе эта упёртость отставного майора.

Я засмеялась.

— Не такая уж я и упёртая!..

— Как же!

— …просто я знаю, чего хочу.

— А чем занимается твоя мама? — спросил Андрей.

Я соображала, как лучше ответить.

— Жёны военных редко занимаются чего-то конкретным, — сказала я. — Из-за частый переездов невозможно сохранить работу. Хорошо тем, кто успевает выучиться, допустим, на учителя. Школы везде есть, куда бы не отправили служить. Но моя мама не получила специальности.

— То есть она домохозяйка?

Меня всегда коробило от этого слова. Оно казалось каким-то безнадёжным, как жизнь, прошедшая между плитой и стиральной машиной.

— Можно так назвать, — наконец ответила я.

— Твоему папе очень повезло, — сказал вдруг Андрей. — Не каждый мужчина встретит женщину, которая будет везде следовать за ним.

— Не знаю, насколько повезло, — честно призналась я. — Скорее маме просто некуда деваться. Она вышла замуж сразу после школы, и отец тут же получил распределение на север. Она даже документы в институт подавать не стала, а ведь могла бы попробовать поучиться заочно. У неё было бы хоть что-то, а так — совсем ничего. Нет, одно время она работала нянечкой в детском саду, потом в магазине. Совсем недолго. Но в целом, вся её жизнь зависит только от отца.

— Мне показалось или ты её осуждаешь? — спросил Андрей, бросив на меня взгляд с подозрительно выгнутой бровью.

— Нет, конечно, не осуждаю, — ответила она. — Но, согласись, с её стороны это был глупый ход — полностью, на все сто процентов, доверить свою жизнь мужчине.

— А разве плохо полностью довериться любимому человеку? И кто должен обеспечивать семью, если не мужчина?

— Во-первых, с чего ты взял, что они друг друга любят? — разошлась я. — Они ругаются каждый день, кроме тех, что отец уходит в суточный наряд. А во-вторых, моя мама настолько увязла, что, если, например, папа решит ей изменить, маме ничего не останется, как просто закрыть глаза. Куда она пойдёт? Чем будет заниматься? Она же ничего не умеет!

— Я начинаю понимать, где берут начало твою хирургические амбиции.

Я свирепо выдохнула.

— Да! Я не хочу быть похожей на свою мать! И что? Ты думаешь, она сама не жалеет, что её жизнь в итоге стала такой?

— Разве я с тобой спорю? — спросил Андрей. — Я тебя понимаю. Родители всегда становятся примером для своих детей. Просто не всегда положительным. Иногда они показывают нам, как делать не стоит.

Его голос звучал так спокойно, что мне стало стыдно за свою несдержанность. Я коснулась лопатками спинки сидения и спросила:

— А твои родители какой пример — положительный или отрицательный?

— Отрицательный, — ответил Андрей, слегка поворачивая руль, чтобы плавно войти в поворот. — Они развелись, когда мы с сестрой ещё учились в школе.

— Они хоть развелись, — негромко произнесла я, отвернувшись к боковому окну.

— Ты говоришь так, будто это хорошо.

— Люди решили не отравлять друг другу жизнь до самой гробовой доски. Разве плохо?

Лес сменился сначала небольшим полем, а потом, очень быстро, низкими сельскими домиками, разбросанными вдоль дороги, как детские игрушки.

— Знаешь, — сказал Андрей. — Каждый из моих родителей в отдельности неплохой человек. Может, им стоило приложить больше усилий, чтобы понять друг друга и сохранить семью.

— Да брось. Люди не любят прикладывать усилия, потому и разводятся. Или мучают друг друга. Обычно так и бывает. Вокруг одни отрицательные примеры.

— Ты не права, — мягко возразил Андрей. — Есть и счастливые семьи.

— Наверное. Те, что прожили в браке меньше двух лет.

— Нет, счастье так быстро не проходит. А иногда оно остаётся до самого конца.

— Да неужели?

— Точно тебе говорю.

— Подумать только! Доктор Гончаров, оказывается, верит в любовь.

Вышло ехидно. Андрей нахмурился, но не сдался.

— А что здесь такого? — спросил он. — И во что ещё верить? В бога? Сложновато с моим мировоззрением. В справедливость? Очень относительно. Скорее, бывает случайное возмездие, и то далеко не всегда.

— Не переводи тему, — оборвала его я.

Андрей улыбнулся, и в уголках глаз у него заиграли очаровательные морщинки.

— Зачем об этом говорить, если ты считаешь это