Тем, кто не любит - Ирина Степановская

– Попросите, пожалуйста, Вячеслава Сергеевича к телефону. – Она и сама не могла понять, почему она все-таки так сказала.

– Он сейчас не может подойти, он в ванной, – легко ответила незнакомка. И поинтересовалась в свою очередь: – А может быть, что-нибудь передать? Кто его спрашивает?

Наталья Васильевна сделала недолгую паузу.

– Скажите, жена.

В трубке что-то ойкнуло, но Наташа уже отключилась. Она даже порадовалась, что в сравнении с этим ойканьем ее собственный голос прозвучал вроде бы абсолютно спокойно, но тут же через секунду навалились на нее сразу и усталость, и голод, и досада на то, что доклад остался черт знает где, и самое главное – страшная тоска, соединенная с отчаянным чувством, что жизнь совершенно не удалась.

Оставаться в номере казалось невыносимым. Надо что-то поесть или выпить. Не захотелось спускаться в лифте – в узкой коробке с закрывающимися дверями, казалось, не хватало воздуха. Наталья пошла пешком.

Женщина-администратор, только что заносившая в свой компьютер Наташины данные и, как все женщины, сравнивавшая ее внешность и возраст со своими, была удивлена, насколько хорошо выглядит Наташа. Теперь же она не без удовлетворения отметила и устало опущенные плечи, и горькую складку у рта. И, как ни странно, от этого прониклась к новой постоялице участием.

– У вас ничего не случилось? – крикнула администратор от своей стойки. Вестибюль гостиницы был настолько маленьким, что все передвижения в нем оказывались видны как на ладони. Внутренняя дверь в ресторан вдруг открылась, и официантка побежала зачем-то в служебную комнату. Запах еды показался Наташе тошнотворным.

– Нет, ничего, спасибо, – сказала она и пошла наверх.

Администратор смотрела на нее с удивлением.

«Кошка из дому – мышки в пляс! – вдруг пришло в голову на площадке второго этажа. – Разве я – кошка?» – Машинально Наташа снова вошла в номер.

«Нет, но каково истинное родство душ?! – она старалась найти хоть каплю чего-то забавного в этом звонке. – Он сейчас в ванной, и я пойду в душ…» Она чуть не заплакала. Но усилием воли выкинула из головы все, что не относилось к докладу, и целых два часа заново записывала его на бумагу. Ровно в двенадцать Наташа погасила свет и, когда уже засыпала, все видела перед глазами серый асфальт, подминаемый колесами ее машины. А под утро ей опять приснился темный, неприятный, нераспознанный человек.

– Звонила твоя жена, а я, не подумав, сказала ей, что ты в ванной, – сделав забавную мордочку, призналась Марина, когда Вячеслав Сергеевич появился в комнате в банном халате – розовый, снова выбритый, с зачесанными назад влажными русыми волосами.

– Ты что, охренела? – Вячеслав Сергеевич опешил от такой новости. – Ты что, не соображаешь, что можно, а что нельзя в телефон говорить? Мы же договаривались с тобой, что жена – это оплот, это дом, это мать ребенка, ну и так далее.

– А я? – спросила, надувшись, Марина.

– А ты – цветок жизни, созданный для удовольствия, – пояснил Вячеслав Сергеевич.

– Для вашего удовольствия? – уточнила Марина.

– Просто для удовольствия.

– А с женой вы, значит, удовольствия не получаете? Она у вас святая? – съязвила Марина.

– Знаешь что, – настроение было испорчено серьезно, но Вячеславу Сергеевичу стало обидно, что он зря брился уже второй раз за день. – Иди-ка ты лучше сюда. Хотя надо бы тебя отшлепать как следует за твое идиотское поведение…

– А вы и отшлепайте! – предложила Марина, и доктор Серов без лишних слов энергично увлек девушку на супружеское ложе.

Однако все-таки чувство недосказанности и сам факт такого глупого прокола мешали им обоим. В результате удовольствие, которого оба ждали друг от друга, получилось каким-то вымученным.

– Тебе с утра на работу? – уточнил наконец Вячеслав Сергеевич и ощутил от положительного ответа подруги большее удовлетворение, чем от процесса шлепания.

На следующий день он тоже поехал на работу к себе в отделение, но мысли его постоянно крутились вокруг одного и того же.

«Сделала она сегодня, что ли, свой доклад? – целый день думал он. – Утром – доклад, вечером – банкет. Тогда завтра должна вернуться. Но, может быть, банкет не сегодня? Конференции обычно продолжаются несколько дней. А что, если… взять и приехать? Как снег на голову?

Да нет! Она решит, что я приехал подлизываться. Как в тот раз, когда она раньше срока вернулась из Праги… А, что ни говори, занятно было бы вместе с ней побродить по Питеру. Посидеть в ресторане… Дома-то ни на что времени нет. Интересно все-таки, сколько дней продлится конференция?»

Неизвестно зачем он выпил на ночь кофе и лег спать. Естественно, после этого Вячеслав Сергеевич долго ворочался и все решал, ехать ему завтра в Питер или нет.

«Куда, к черту, ехать? – наконец вспомнил он. – Ведь завтра же операционный день. И зачем я, как дурак, притащил сюда эту Марину?»

Вопрос был риторический. Вячеслав задавал его себе не первый раз и не первый год, но никогда не мог найти мало-мальски вразумительного ответа.

Он нравился девушкам. Многие любили его или по крайней мере были бы не прочь занять Наташино место. Его возраст пока никого не отпугивал, а некоторых и, наоборот, привлекал. Да и что у него за возраст? Прекрасный возраст для мужчины – сорок пять лет. Было в нем что-то неуловимое от Алена Делона – скорее всего, независимость во взгляде, ухмылка все понимающего нахала, руки в карманах, и вечно поднятый воротник. Но по-настоящему наглым Вячеслав, в сущности, не был. Наглость и цинизм – разные вещи.

Жена уезжала в командировки. Бывало, надолго, бывало, всего на несколько дней, как теперь. Пациентки таяли и млели, когда он по долгу службы смотрел им в глаза. Медицинские сестры сами ластились к нему. Он пользовался каждым удобным случаем, но никогда не влюблялся. А ему очень хотелось влюбиться. Ощутить заново необыкновенный подъем сил, почувствовать жизнь так, как в молодости. Но искреннее чувство не приходило, и Вячеслав думал, что дело тут было в постоянном сравнении других женщин с Наташей. Почему-то все время оказывалось, что его собственная жена и умнее других, и красивее. Для него она уже была словно музейная редкость, престижный экспонат, которым он владел и отдавать который никому не собирался. Но в то же время экспонат этот был уже изучен до мелочей, до тонких деталей и, собственно, интереса более не вызывал. И ведь самое смешное – то, что он сам ее нашел, будто неизвестное произведение старого художника, отреставрировал, вставил в красивую оправу и теперь снисходительно наблюдал, как этой музейной ценностью не устают любоваться другие.

Кстати, оперировал Вячеслав Сергеевич первоклассно. Работал в лучшей глазной клинике, и, чтобы попасть к нему на операцию, больные записывались в очередь. Наташа не оперировала. Она заведовала большой научной лабораторией в институте. Ум, широта научных взглядов, огромное трудолюбие и правильная организация дела позволяли ей и ее сотрудникам успешно выживать в трудное время перемен и даже завоевать известность за рубежом. Дома она умела становиться другой – совершенно беспомощной Наташкой, храбрым зайцем с мягкими лапами. Это в ней подкупало. И выглядела она превосходно. А если вдруг Вячеславу Сергеевичу нужна была какая-то справка из областей жизни, не связанных с медициной, он обращался к жене и всегда получал достойный и удовлетворяющий его ответ. Только почему-то в последнее время он обращался к ней за справками все реже и реже. Чаще в Интернет.