Россия белая, Россия красная. 1903-1927 - Алексей Мишагин-Скрыдлов

Однако мой отец заставлял замолчать свое самолюбие. Его тревоги были вызваны исключительно заботами об Отечестве: он полагал, что быстрые, решительные действия, предпринятые благодаря доставленным им сведениям, могут позволить избежать конфликта; он видел, что с каждой потерянной неделей тучи над его страной все больше сгущаются.

Болея за дело, он решил преодолеть демонстративную обструкцию адмирала Тыртова. Отец помнил всегда благожелательное к нему отношение вдовствующей императрицы Марии Федоровны, неофициальные завтраки, куда вдовствующая императрица приглашала его без этикетных церемоний. Она часто звала его к себе, чтобы расспросить о делах при дворе и на флоте, а также о политике[4].

Отец попросилприема увдовствующей императрицы и легко его получил. Он изложил ей то, что потом стало именоваться «желтой опасностью», и привел многочисленные примеры, оправдывавшие его беспокойство. Поистине царские подарки, которые мой отец получил во время своего путешествия из рук самого микадо, не только не свидетельствовали об отсутствии угрозы со стороны Японии, но, по его мнению, даже подтверждали ее наличие. В заключение отец заверил императрицу, что японцы вовсе не скрывают своих воинственных намерений; они открыто обсуждают войну в частных разговорах.

Вдовствующая императрица сразу поверила человеку, к советам которого всегда прислушивались и император Александр III, и она сама. С другой стороны, она еще сохраняла определенное влияние на своего сына, Николая II, который отдалился от нее позднее, после рождения цесаревича, под влиянием тех мистически настроенных лиц, которые окружали его супругу. Вдовствующая императрица пообещала отцу переговорить с царем.

Результат этой встречи не заставил себя ждать. Отца вызвали в императорский дворец; но вызов был передан через морского министра, и отец не сомневался, что адмирал Тыртов, которому в некотором смысле выкрутили руки, постарался настроить его величество против отца. С таким настроением он и отправился к императору. Я много раз слышал, как отец с горечью рассказывал в деталях об этой аудиенции.

Отец обещал себе держаться перед царем твердо. Однако, едва переступив порог императорского кабинета, он не смог не подпасть под обаяние государя, которое испытывал каждый, кто к нему приближался: мой отец сам не раз испытывал его на себе. Но император, человек очень застенчивый, сам не осознавал, как на людей воздействуют его серые глаза и ласковая речь. В серьезные моменты, возможно желая справиться со смущением или же скрыть его, он со всей тщательностью занимался ничего не значащими мелочами. Обладая феноменальной памятью на имена, он с удовольствием ею пользовался. Как и все члены императорской фамилии, тщательно развивавшие в себе эту способность, Николай постоянно ее демонстрировал с почти фантастической виртуозностью. Обращаясь по имени и отчеству к людям, которых он знал совсем мало, император удивлял собеседников и льстил их самолюбию. Хотя в определенных слоях общества этот способ нравиться почти не действовал и по отношению к нему употреблялось слово «фокус», он тем не менее был весьма эффективен со многими людьми, принимавшими его за проявление особого монаршего благоволения.

Протокол аудиенций требовал, чтобы вопросы задавал император, а его собеседник строго ограничивался ответами на них. Но мой отец догадывался, что его величество плохо ориентируется в теме разговора, сам же он давно горел желанием все ему объяснить. Разумеется, император был осведомлен о том, какого рода информацию мой отец собрал во время своей поездки, и не мог забыть, что сам поручил ему совершить эту поездку.

Однако шли минуты, а император даже не обмолвился о порученной им миссии. Верный своему пристрастию к деталям, он подробно выспрашивал у отца его мнение относительно небольшого изменения, которое планировалось внести в форму моряков: добавлять или не добавлять серебряный галун на поясной ремень парадного кителя. В той мере, в какой это дозволялось этикетом, отец постарался выразить свое желание отчитаться о поездке. Тогда царь соизволил спросить его о персоне микадо, о том, как японский монарх разговаривает и ведет себя на публике, об окружавших его церемониях; отметил ли мой отец какие-нибудь любопытные особенности японского этикета? Император слышал, что отец привез подарки, представляющие большой художественный интерес: удовлетворен ли он приемом, оказанным ему микадо?

Затем, как будто он посылал отца на Дальний Восток лишь затем, чтобы тот собрал все эти сведения о микадо, император поднялся, давая тем самым знак, что аудиенция окончена. Она продолжалась столько же времени, сколько обычно, т. е. четверть часа, максимум двадцать минут.

Тогда отец, уступив чувству беспокойства, переполнявшему его, попросил у его величества прощения за нарушение всех правил этикета, что объяснялось серьезностью вопроса, и заговорил первым. Он сказал императору, что во время своей поездки собрал очень важные сведения: Япония готова объявить нам войну и вести ее…

Перебив отца и протянув ему на прощание руку, император сказал:

– Ах, вы, как всегда, пессимистичны… – и с любезной улыбкой закончил: —…Николай Илларионович!

Отец вышел.

Через некоторое время после этой аудиенции отец был назначен главнокомандующим Черноморским флотом и наместником причерноморских областей. Это сложное русское название его новой должности в европейских языках, в первую очередь во французском, международном языке дипломатии, передается титулом «вице-король Крыма». Также и титул императорского наместника на Кавказе всегда переводится как «вице-король Кавказа». Назначение отца было очень почетным; он мог чувствовать только удовлетворение, получив его, и вся моя семья испытывала гордость. Вместе с тем и ближайшее окружение императора было удовлетворено – это самое меньшее, что я могу сейчас сказать, – этим назначением, удалявшим отца из столицы… Это окружение, или «клика», состояло из влиятельных людей, по большей части весьма посредственных умственных способностей, но эти люди крепко держались друг за друга и старались никого больше не подпускать к государю; они боялись влияния любых людей, не принадлежащих к их кругу, которые могли раскрыть царю глаза на грозящие опасности, не побоявшись нарушить его благодушие.

Итак, отец отправился в Севастополь, резиденцию наместника. Там все его время и силы поглотили обязанности, связанные с новой должностью. Естественно, его внимание было отвлечено от Дальнего Востока. Тем не менее он не забыл свои недавние тревоги; но, не будучи больше в курсе событий, ибо в 1903 году пресса не пользовалась свободой и не имела современных средств связи, отец начал спрашивать себя, не поддался ли он и впрямь пессимизму, как говорил его величество. Он думал, что Япония начнет войну в самое ближайшее время, а войны все еще не было. Ему хотелось бы самому убедиться в действительном положении вещей, сделать свои выводы.