Трогать нельзя - Мария Зайцева

— Сереоооожааааа… — голос, томный, сладкий, звучит, словно медом мажет. Липковато, но вкусно.

Я рывком прижимаю мокрое обессиленное тело к себе, фиксирую и догоняюсь в кайфе несколькими движениями.

Она не может уже ничего дать мне, даже подмахивать не в состоянии, только дышит тяжело и стонет мягко так, тихо. Мне нравится. Люблю, когда бабы такие медленно-ленивые. Измученные.

Верти как хочешь, на все согласны, пластилином в руках плавятся. Но в этот раз перебор. Пожалуй.

Выдыхаю сдавленно в пушистые волосы, пахнущие резко и искусственно, кончаю.

Хорошо!

Она лежит на мне сверху, обнимает руками и ногами, как лягушка распласталась.

А мне уже тяжко дышать. Слишком много парфюмерии.

Аккуратно перекладываю на мокрую от пота простыню, лежу пару минут, но чего-то неприятно в этот раз.

Маринка дышит тяжело, постанывает, так, словно опять мой член в себе чувствует. Видно, остаточный приход.

Я встаю, иду в душ.

Там полноценно выдыхаю, прихожу в себя.

Мысли привычно уже не здесь.

Завтра у меня проверка. Не особо напрягаюсь, тем более, что предупрежден давным-давно, но новый инспектор, бляха муха. Новая метла, чтоб ее.

Поэтому прямо с утра надо в клуб.

Времени уже много, неплохо бы спать завалиться. Одному.

Маринку домой отправить. Тем более, что от нее все равно уже толку никакого нет.

Опять задумываюсь над метаморфозами бабскими, и их временем для презентации. В среднем, месяц.

Вначале Маринка показалась мне прям огнем. Неутомимая, страстная, затейливая. Я не то чтоб поплыл, я от баб уже лет десять как не плыву, не пацан малолетний, но порадовался. Хорошая женщина, и темперамент прям такой, как я люблю.

Но вот прошел месяц — и все. Сдулась Марина. Секс один раз за ночь, и потом не расшевелишь ее.

Только стонет жалобно: «Сереоооожаааа…» И максимум, что делает, ноги раздвигает.

Честно, вот по-всякому ее кочегарил. Без толку.

Короче говоря, я так понял, что первый месяц — это что-то вроде тест-драйва было. Типа, показать себя во всей красе. А потом уже все. Отношения устоялись. Все круто.

А все не круто.

Но да хрен с ним.

Может, это период у нее такой, бывают же у баб всякие там гормональные херовины.

Выдыхаю.

Ладно.

Работа. Завтра работа. Спать, жеребец.

Жизнь — прекрасна. Прекрасна жизнь. Да. Повторяй себе почаще это все.

Из ванны выхожу практически спокойным и даже в каких-то местах счастливым. И чего я вижу?

Моя растекшаяся амебой буквально пять минут назад женщина очень даже шустро ковыряется в телефоне! Моем! Ну, это уже пи**ц, ребята.

— Сереж… Это просто… Он зазвонил, и я… — я не слушаю бред, знаю, ничего умного не скажет.

— Забирай вещи и вали.

— Сереж… — она глупо улыбается, словно не верит, что я ее выгоняю, — да ты что? Я тебе правду говорю… Я просто…

— Такси сама вызовешь?

Я прохожу мимо, выхватываю телефон из рук. Вижу пропущенный. Реально звонили. И фотку Татки на экране.

А время, на минуточку, третий час ночи. И что, интересно, моей сестре могло понадобиться от меня в три часа ночи?

Сердце неожиданно глухо ухает в желудок и, судя по ощущениям, пробивает себе дорогу к пяткам.

Не обращая больше внимания на щенячий взгляд Маринки, я набираю сестру.

— О! Братуха!

Тааак… Судя по голосу, Татка на жоре. Причем, нехилом таком.

— Ты где?

— О как! Ну ты как всегда, Серый! А сказать привет сестренке? А сказать: «Как дела, сестренка»? А пожелать сестренке хорошего начала июля?

— Ты. Где???

Я стараюсь говорить спокойно. Ну очень стараюсь. Но с этой дикой мартышкой никакого спокойствия не хватит. К тому же на заднем плане я слышу бумцанье музыки и разгульные голоса. Мужские. От этого моментально начинает сносить крышу.

И я не хочу сейчас анализировать, почему это происходит так быстро. Ни сейчас не хочу анализировать, ни когда-либо.

Остановимся на искренней любви. Братской, естественно.

— Яааа? — она дурашливо хихикает, а потом неожиданно всхлипывает. И этот ее всхлип, тихий и горький, болезненно отдается в груди, мешая дышать. — Я не знаю, где я, братух. Не представляю даже. Здесь есть речка. Или озеро? И еще есть шашлыки. Я иду купаться. Лето же, конец уже. А я еще ни разу. Надо отметиться, как ты считаешь?

— С кем ты? Дай трубку тому, кто знает, где вы находитесь.

Я скидываю полотенце, начинаю торопливо одеваться. Ловлю напряженный взгляд Маринки и молча мотаю головой на выход. С ней вообще разговаривать не собираюсь.

— А тут все такие! — смеется Татка, — никто ничего не знает!

Рядом слышу голос:

— Эй, малыш, ты чего там? Купаемся! Голыми!

— Татка! — я уже рычу и одновременно включаю следилку, которую не так давно установил на ее телефон. Как знал! Прям как знал!

— Пошли! Пока, братик!

И отрубилась, зараза!

Я с минуту смотрю в бешенстве на темный экран, потом выдыхаю и шарю в программе.

Сейчас я тебя вычислю, приеду и надеру жопу! Ремнем, бл*!

— Это кто, Сереж?

Голос Маринки звучит напряжённо и капризно. И не вовремя! Не до нее мне сейчас!

— Ты еще здесь, что ли? Я же сказал. На выход!

— Это твоя новая девушка? Не молодая для тебя?

— Марина, мне некогда!

— Борзая какая! Вот малолетки пошли! И когда успел, интересно?

Голос Марины набирает бабских сварливых нот, и это звучит отвратно. Бл*, да свалит она отсюда уже? Отвлекает!

— И что? Она лучше меня ноги раздвигает? Или сосет? У этих шлюшек уже с пятнадцати лет рот раскроют — асфальт видно!

— Пошла вон!

Я уже не выдерживаю, слушать гадости про Татку — это верх дебилизма.

— Это моя сестра.

— Какая сестра еще? Сам говорил, что нет родных!

— Не твое дело.

Я наконец-то определяю месторасположение Таткиного телефона.

Не особо далеко. Но реально возле озера. Вот коза!

Набираю Коляну, очень надеясь, что он не спит, а тусит неподалеку.