Девушка с тенью пантеры - Любовь Белых

— Похоже, отклонения всё же есть. Низкая чувствительность… — хмуро глядя на рваные раны, произносит мужчина, возвращая очки на нос.

— Никакая у меня не низкая чувствительность! У меня шок! — авторитетно протестую я. — Я проснулась пописать! А на меня как набросится это чудовище! Вы бы, на моём месте, нормально себя чувствовали? Я прошу тебя, сержант, будь ты человеком, а, отправь наряд ко мне домой. Она же всех сожрёт!

— Это определённо следы когтей. — неожиданно я обретаю поддержку в лице врача. — Вы бы проверили. Не похоже, чтобы девушка в таком виде по лесу прогуливалась. Да и лес, ближайший, в тысяче километрах.

Полицейский сомневается. Он смотрит на меня как на преступницу, медленно запуская руку в карман тёмно-синих штанов.

— Да звони уже! — не выдерживаю я. Борюсь со жгучим желанием запустить свитер в этого идиота.

— Милочка, не дёргайтесь. Нужно обработать раны. — доктор и не подозревает, что спасает сержанта от моего шерстяного гнева своими словами.

Послушно замираю. Жду, пока тампоны сменяют друг друга. Холодный, мокрый, сухой, зелёный. Мужчина с пинцетом, в котором зажат ватный тампон, пропитанный зелёнкой, о чём-то думает.

Сержант наконец-то до кого-то дозвонился. Говорит тихо, уйдя в другой конец комнаты. Угадываю свой адрес по услышанным слогам.

— Зашивать придётся. — грустно вздохнув, говорит доктор. — Скорее всего, шрамы останутся.

— Послушайте, — шепчу я, бросая косые взгляды в сторону стража порядка, — Помогите мне сбежать, а? Мне нельзя в министерство…

— Вы просите меня нарушить закон? — прищурившись, мужчина уверенно наклеивает мне три послеоперационных пластыря. Один на правую сторону шеи, захватывая плечо. Второй — на левую. И третий — поперёк ключиц. Чувствую себя так, словно на меня надели ошейник. Кожу стягивает.

— Достаточно. — громко произносит сержант, убирая телефон в карман. — Закругляйтесь. Нам пора ехать. У меня чёткие инструкции. — отстегнув с пояса наручники, он подходит ко мне, хмуро сдвинув брови.

— Эй, ты чего?! — быстро встаю, отбегаю в другую часть комнаты, огибая стол. — Вот этого не надо!

— Не надо говоришь, а сама убегаешь? — его рука тянется к электрошокеру.

Как в замедленной съёмке, я подаюсь вперёд, выпятив грудь, прикрытую некогда белым лифчиком в мелкие ромашки, и шепчу:

— Я просто прошу без этого. Не надо наручники. Дай хоть одеться. — киваю в сторону жёсткой кушетки, где оставила свитер.

Голова опять кружится. В ушах шумит.

— Ну, давай. — легко произносит он, убирая руки за спину

Врач прощается, оставив на столе несколько заполненных банков с мокрой печатью. Полицейский не обращает на него никакого внимания, даже когда тот выходит за дверь. Его взгляд прикован ко мне. Следит за каждым моим движением, словно я какой-то серийный маньяк и вот-вот застрелю его красным, канцелярским степлером с его стола!

Меня это выводит из себя. Я хотела помочь! Нет, конечно, в первую очередь я хотела спасти свою задницу! Но ведь и помочь тоже! Припёрлась же сюда, идиотка…

Просовываю руки в рукава свитера и замираю. Опять с горловиной мучаться. Чёрт меня дёрнул вырядиться вчера в этот свитер!

А-а-а-а… Нет. Не чёрт. Дождь. Я вчера попала под ливень на кладбище и вымокла до нитки, пока выходила к сторожке, чтобы сесть в такси. Увы, к двадцать пятой оградке и девятой могилке машину заказать невозможно. Вот и нарядилась, добравшись домой, во всё тёплое и шерстяное.

С тех пор как не стало моей мамы, болеть я не любила. Не кому было напоить вкусным чаем, посмотреть со мной молодёжную комедию, поболтать о всякой женской чепухе, и о не чепухе тоже…

— Что замерла?

— Да воротник… — бурчу я, не решаясь засовывать в него голову. Опять застряну, и всё.

— Откуда ты такая взялась… — вопрос, конечно, риторический, но я отвечаю.

— От маменьки и папеньки. Нож есть?

— Зачем тебе нож?

— Резать тебя буду. — рассерженно вырывается у меня. — Ну не тупи, а! Это ручная вязка, здесь немного ниточку поддеть и вытащить. Горловина и разойдётся.

Шагнув к столу, сержант выдвигает верхний ящик, а я срываюсь с места. Открываю дверь, вылетаю в коридорчик. Толкаю решётку, заменяющую межкомнатную дверь и замираю у входной.

Взгляд лихорадочно мечется. Ручки нет! Ни ручки, ни засова, ничего! Хочется кричать. Бью по ней руками, ощупывая холодную поверхность.

Должна же она как-то открываться?!

— Попалась, сучка! — за грохотом неподдающейся двери, я не услышала его шагов, зато отчётливо услышала эту фразу.

Не успеваю обернуться, как меня пронзает разряд электричества, зарождающийся где-то в области поясницы. Мир тускнеет и гаснет. Я погружаюсь в темноту, ощущая покалывание и холод в каждой клеточке своего тела.

Тошнит. Сквозь пелену сна я ощущаю, как горло подпирает рвота. Поднимаюсь рывком, собираюсь бежать в ванную, и что силы бьюсь коленом в стену.

Стену… Стену?!

Глаза расширяются, с каждой увиденной деталью. Две странные лавки, какие-то штыри в полу, перегородка в крупную сетку…

Твою налево! Точно!

Тошноту снимает как рукой. Даже звёздочки перед глазами меркнут от суровой реальности.

Взгляд натыкается на мою сумку. Она лежит с краю лавки от двери полицейского УАЗика. Крадусь к ней, надеясь не пойми на что. Оружия у меня, конечно же, нет. А жаль! Папа предлагал. Нужно было его чаще слушаться и слушать. Зато у меня должен быть газовый баллончик. Тоже спасибо папе, он мне их постоянно подкладывал в сумки и карманы. Да не простые, а со службы. Тарен-4, кажется.

Хоть бы, хоть бы…

Нет, это был не мой день! Определённо не мой день!

Подкравшись к решётке, я заглядываю в кабину. Присматриваюсь к одинокому водителю, с трудом узнавая в нём сержанта. Сейчас он одет в спортивные красные штаны и такую же мастерку.

Разве это по уставу?

Нехорошее предчувствие царапает нутро. Осматриваю пассажирское сидение рядом с ним. Замечаю в прозрачном пакете свой паспорт и газовый баллончик. Рядом, в пакете поменьше, окровавленный тампон.

— Куда ты меня везёшь? — спрашиваю громко и уверенно.

К чему эти шпионские игры? Я не ниндзя и не какой-то там суперагент. Что я могу противопоставить взрослому мужчине? Была надежда на струю газового баллончика, но увы…

— Я сказал уже, куда я тебя везу. — ничуть не удивившись моей бодрости, бесцветно отвечает он.

— Врёшь! — утверждаю я.

— Считай как хочешь.

— Свитер мой где, извращенец? — тише спрашиваю я, обхватив себя руками. — Мне холодно. — спасибо хоть наручниками не пристегнул.