Провокатор - Вячеслав Белоусов

— Ну а я заверну заглянуть.

— Не поздно?

— Обещал. И трамвай ещё, слышу, вон громыхает.

— А может, вместе? — Жмотов уловил неуверенные нотки в голосе товарища. — Ещё набегаешься. А у меня найдётся в заначке грамм сто, а?

— Знаю я твои сто грамм, — Квасницкий поморщился и круто развернулся. — Заодно выясню, не возвратился ли Лев Исаевич. Некстати шеф задержался в Сталинграде.

И он сухо распрощался, пожав приятелю руку. Подходил явно припозднившийся, как и они, трамвай, издалека отчаянно громыхая на рельсах в ночной тишине. Квасницкий упруго прыгнул в вагон и, устроившись на последнем сиденье задней площадки, решил подремать. Уже привалившись поудобнее плечом к стенке вагона и надвигая фуражку на глаза, он по привычке окинул взглядом редких пассажиров и готов был отвернуться к окну, как что-то его насторожило. Он вгляделся внимательней в сидящего на передней площадке мужчину и едва не вскочил на ноги от удивления — это был Минин! Но каков!.. Оперуполномоченного не узнать. Вместо форменной одежды на нём висла дряхлая тёмная мишура: пожухлая фуфайка с ободранными рукавами, с выступающей местами грязной ватой и допотопная кепка со сломанным козырьком, закрывающим пол-лица.

«Что за маскарад! — поразился Квасницкий. — И куда он спешит, на ночь глядя? С другой остановки в трамвай сел, значит, чтобы с нами не встретиться?..»

Перед их уходом капитан собирался ложиться спать, к тому же он и выпил изрядно, хотя теперь по его поведению не было заметно. Насторожившись, Квасницкий не спускал глаз с оперуполномоченного.

Через несколько остановок Минин задвигался, начал поглядывать в окошко, явно засобиравшись выходить. Он приник к тёмному стеклу лицом и не отрывался от него почти до полной остановки трамвая, а когда вагон замер, первым рванулся к дверям. Прячась за спинами заспешивших на выход пассажиров, Квасницкий спрыгнул из вагона тоже. Он совсем не торопился, приглядываясь к знакомой фигуре, маячившей впереди. Лейтенанту очень не хотелось столкнуться с Мининым лицом к лицу. Место было приметным, у Квасницкого даже дыхание перехватило: от остановки до дома, где проживал в квартире на первом этаже майор Подымайко, покинувший белый свет почти двое суток назад, было рукой подать, и сейчас оперуполномоченный Минин, избегая посторонних глаз и прижимаясь к стенам домов, крался в этом направлении.

«Похоже, он решил тайком проведать квартиру покойника, — замелькали мысли у лейтенанта. — Прикинулся пьяным, от нас избавился, а выставив обоих, сюда помчался. К тому же переоделся, чтобы не узнал никто…»

Между тем, подтверждая его мрачные подозрения, Минин уже добрался до подъезда приметного дома и, воровато оглянувшись, тёмной тенью скользнул внутрь. Лейтенант осторожно приблизился к подъездной двери, прижался ухом. До его слуха донеслись звуки открываемого замка.

«Ключи у него имеются, Баклей посылал его дверь опечатывать до возвращения Ахапкина, — лихорадочно соображал Квасницкий. — Чего же ему здесь понадобилось? Что он ищет? Убийцу потянуло к жертве?..»

Предположение было нелепым, абсурдным — все знали о более чем дружеских отношениях майора Подымайко и капитана Минина.

«Но у них существовали ещё и служебные связи? — ломал голову лейтенант. — Минин ходил в подчинённых, а чёрт их знает, что там у них могло быть! На поверхности — гладь, а в глубинах акулья пасть. Оба — бывшие смершевцы, а это такая братва!.. Они же маме родной до последнего на слово не верят. Для них!.. Впрочем, — покачал он головой, — этого ничего не замечалось между ними… Но что же заставило оперуполномоченного решиться на большой риск и лезть в квартиру покойника?»

Будто в ответ на его мысли в чёрном окне первого этажа мелькнул проблеск света.

«Фонарик включил! — догадался Квасницкий. — Рыщет!»

Свет, появившийся на мгновение, больше не обнаруживался, как ни высматривал, ни таращил глаза лейтенант, спрятавшись за дерево в нескольких шагах от дома.

«Осторожен оперуполномоченный, хитёр, сукин сын, — морщился Квасницкий, — нет, больше такой оплошности он не допустит».

И действительно, чёрная тень изнутри надвинулась на стекло, дёрнулась высокая занавеска и закрыла всё окно.

«А ведь он сюда надумал идти, как услышал от меня о приезде проверяющих! — с запозданием ужаснулся Квасницкий. — Вот она причина! Лишь стоило мне сообщить об этом, как он нас со Жмотовым провожать начал. Что же его напугало? Что он ищет у покойника?..»

III

Что бы ни говорили, а в кабинете над столом начальника с чёрного портрета вождь хмурил брови и жёг глазами суровей и пронзительней где бы то ни было. В большом зале совещаний вроде и побольше он и повнушительней размерами, а не то; потом там не один сидишь под его очами, вокруг полно таких же суетящихся, галдящих, обрадованных редкой встречей, пока не окрикнет начальство, а здесь ты один, и он со стены поедает глазищами, ну, как букашку под микроскопом! Каждый раз, как Минин оказывался на этом стуле под этим портретом, так робел до противной потливости, как мальчишка нашкодивший, и хотя не совершил ничего особого, а уже чувствовал себя виноватым, и «форменка» под кителем мокрела на спине и подмышками так, что запах поганый носом чуялся, хоть провались.

— Значит, всех опросил, кто с ним последнее время виделся, и ничего? — постукивал костяшками пальцев по крышке стола полковник Ахапкин.

— Так точно! — вскочил на ноги Минин.

— Сиди, сиди, — хмурился полковник и зло повторил в раздумье: — И никаких толков… Исследований медицинских по трупу не назначали?

— Никак нет. Ждём ваших распоряжений. Сегодня намеревались.

— Не будем спешить. Надо полнее материал собрать. Полнее… Налицо, говоришь, свидетельства?

— Так точно. Свой же брючный ремень использовал майор Подымайко. Непонятно только, зачем же смерть принимать лицом к окну и на входной двери? Еле-еле отворила уборщица, когда убраться пришла. Она на помощь и позвала, только поздно. Он, как привалился к двери спиной, так и сидел на полу, ремень к ручке примотав. Так и…

— Чего ж тут непонятного? Лицом к свету. Последний раз чтобы белый свет увидеть… Ах, сукин сын! Ах, сволочь! — схватился за голову Ахапкин. — Чего натворил! Как подвёл!

Минин, вцепившись в сиденье стула, карябал посиневшими ногтями пальцев ставшее мягким дерево.

— Враг! Сущий враг! — цедил сквозь зубы полковник. — Вот где он себя проявил! Мне тут про пацанву расписывал сказки! Молокососы, мол, сопляки. Выпороть их и домой в деревню отправить. Покрывал врагов народа! Выкормышей, предательское семя! Вот его сущность! Не разглядел я вовремя. А ты чего молчишь? Защищать его будешь? Чего молчишь, я спрашиваю?

В дверь робко постучали.

— Занят! — рявкнул Ахапкин и, скосив глаза на Минина, заторопился: — Личный обыск проводил?

— В присутствии подполковника Баклея, товарищ начальник управления.

— И никаких записок? — Ахапкин словно буравом всверлился взглядом в Минина. — Должен он был после себя что-то оставить. Нутром чую. Неспроста всё это. Хохлом твердолобым был этот Подымайко, но так просто в петлю залезть не мог. Хотя б и по пьяни.