Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

– Привет, – шепчу, готовая к тому, что он не ответит или, что еще страшнее, прогонит прочь со своей территории.

Без приглашения ведь получается… Он тоже не знал. Он тоже не готов.

Разница лишь в том, что ему плевать. Уже плевать на мое присутствие. Потому как отзывается он удушающе сухо:

– Здравствуй.

И сразу же переключается на Сашу с Соней. Здоровается с ними, о чем-то спрашивает… Я понять не стараюсь. С трудом сглатываю собравшийся в горле ком и планомерно перевожу дыхание.

– Давно вы вместе? – удается уловить мгновение спустя.

Получается, и насчет отношений друга с моей сестрой не осведомлен. Скрывались они, что ли? На Соньку совсем не похоже.

– Уже больше месяца, – выдает она счастливо, почти подпрыгивая на месте и тряся на этом движении пушистыми хвостами.

Забавная такая… Искренняя и милая. Не могу не усмехнуться.

– Неожиданно, – по интонациям Чарушина понимаю, что и он улыбается.

Моргаю против порыва легкого ветерка и абсолютно непреднамеренно вновь взглядами с ним сталкиваюсь. Вот в этот миг его давление и какой-то резкий выброс эмоций ощущается ураганом и супостатом моей собственной бури.

Остановись, взлетим ведь…

Закончить свою мольбу не успеваю, как Артем сам отворачивается. Снова что-то говорит. Не мне. Говорит и смеется, оставляя в моей воспалившейся памяти глубокие пробелы и резкие зазубрины.

У меня не хватает смелости, чтобы пролонгировать то пристальное изучение, которое я себе позволила на первых минутах этой странной встречи, но и тех беглых вороватых взглядов, которые я безобразно часто на него направляю, хватает, чтобы разбить и заново сложить его образ.

Да, Артем Чарушин очень изменился.

Он жестче. Он сильнее. Он опаснее.

Ни его улыбки, ни даже смех не дают повода расслабиться. Я пытаюсь, но по всему телу, будто узлов навязали.

Скручена. Сжата. Съежена.

Ведь в мою сторону с каждым его взглядом, будто снаряды летят. Принимать это тяжело. Но и игнорировать невозможно. Одно радует – непродолжительны эти атаки. Потому и сохраняется возможность дышать. Через раз, но для жизни достаточно.

В какой-то момент в голове становится так шумно, что и не понять: в реальности я еще существую?

– Пошли, Лиз, – Сонька, как обычно, спасает. Берет меня за руку и увлекает в дом следом за Сашей. – Оставим вещи и переоденемся.

Не оглядываюсь, но затылок, спину, ягодицы и ноги жжет неистово. И это отнюдь не агрессивное воздействие поднявшегося высоко над горизонтом солнца. Нет. Слишком хорошо я помню эти ощущения. Точно знаю, чье внимание способно их вызывать.

В помещение, говорю себе, не шерстить по сторонам взглядом. Стараюсь смотреть сугубо себе под ноги. Хватит чертовых воспоминаний! Но, как выясняется, запах и какая-то незримая атмосфера дома тоже въедаются в мозги. Пройди я хоть весь путь от входной двери до комнаты с закрытыми глазами, уловила бы и узнала. Отбейте даже это место до камня, не поможет.

Я помню всю архитектуру, обстановку, расположение вещей.

Вспышками расходятся воспоминания. Наши разговоры, смех, поцелуи, ласки... Захлебываюсь, пока в груди закручивается воронка жгучего восторга.

«…Ты – любимая моя… Я зациклен на тебе… Запилен пожизненно, понимаешь? Ты даже пахнешь особенно… Чистотой. Свежестью. Жизнью… Моим миром…»

На фоне всех эмоций, что я продолжаю испытывать, поднимать это из глубин памяти, оказывается, очень больно. Потому что между сегодня и тем днем – расстояние не просто в год. Это тысячи километров непреодолимой пропасти.

Благо, хоть комната не «та самая». Другая. Неизведанная.

Отлично.

– Малыш, – шепчет Саша. За этим сразу же страстное причмокивание следует. Неловко пялюсь в окно, пока они не стихают. Но оборачиваться не спешу. – Все… Скидывай шмотки… – просьба с удушающе-эротичным придыханием. – Надевай купальник… Я во дворе жду…

– Сильно ждешь?

– Сильно-сильно…

Приходится напомнить о своем присутствии покашливанием.

– А, да… Пошел я, в общем…

Сонечка, конечно же, даже после ухода своего принца, пребывает в измененном состоянии. Жаль, но приходится жестко ее из него выводить.

– Ты же говорила, что Чарушина не будет… – шиплю возмущенно. Больше нет необходимости следить за своими эмоциями. И меня, естественно, расшатывает на максимум. – Ты говорила, что вы с ним не общаетесь!

– Ну так, потому и не знала, что он тут будет, – отпирается Сонька виновато. – Саша мне не сказал. Не знаю, как так получилось. Мы должны были поехать к нему домой. Но, в какой момент планы поменялись. Я сама не поняла, когда!

Шумно вздыхаю. Прислушиваюсь к тому, что творится внутри.

И, наконец, выдвигаю:

– Что ж… Я здесь оставаться не хочу. Не хочу и не буду!

– Ну, Лиз… – квакает Сонька изумительно забавно. – Как ты уедешь теперь? Как это будет выглядеть?

– Плевать.

Я сильная. Я свободная. Я счастливая.

Меня не заботит мнение других. Пусть это даже компашка влиятельной элиты нашей академии.

– Отлично! Оставишь меня здесь одну?

Тут-то моя независимость и ломается. Разбивается о стену Сониной упертости.

– Мы с Сашей только-только притираемся друг к другу, Лиз. И все эти друзья… – красноречиво закатывает глаза. – Ты же знаешь, какие они… Неужели оставишь меня одну?

– Ты мелкая манипуляторша!

Раздосадовано вздыхаю.

– Пусть так… – пожимает совершенно спокойно плечами Соня. – Ты ведь говорила, что Чарушин в прошлом, – припоминает мои давние слова. – Так в чем проблема?

– Говорила, – отрицать смысла не вижу.

Объяснить все свои чувства все равно не смогу. Да и не обязана.

У меня все было хорошо. Почему я должна переживать эту тряску?

Кроме того… Старая версия меня воспользовалась бы любой возможностью сбежать. Сейчас же, допускаю мысль, что эта встреча – своего рода шанс, пережить все неутоленные чувства и окончательно отпустить прошлое.

Если Артем может… Смогу и я!

Даже если мы умрем, не так уж и ужасна эта смерть…

© Лиза Богданова

– На счет три, – выкрикивает Артем. Я без какого-либо стеснения забираю в коллекцию своей памяти еще одну потрясающую картинку – его застывшее перед прыжком сильное тело. На краю бетонного пирса он не один, рядом с ним еще четверо не менее красивых парней. Но вижу я только Чарушина. – Раз… Два… – тянет с веселыми дразнящими нотами. А потом, вызывая у меня мурашки, особенно громко обрушивает: – Три!!!