Пешка в большой игре - Данил Корецкий

Несмотря на миниатюрные размеры, «клоп» передавал сигнал на расстояние до полутора километров. А в восьмистах метрах от дома Каймакова стоял передвижной ретранслятор, замаскированный под «аварийку» электросети. Здесь радиосигнал усиливался и направленной антенной передавался в отдел радиоконтроля, где тоже крутились катушки магнитофона, а место оператора занимал майор Синаев, воспринимавший информацию с таким же интересом, как и майор Межуев, а может быть, с еще большим. Во всяком случае, услышав про шило и номер «скорой помощи». Синаев выругался в чей-то адрес и быстро соединился по внутренней связи с начальником отдела подполковником Голубовским, подключив того к прослушиваемому разговору.

– Если вы не хотите работать как положено, я позвоню дежурному по городу!

Хотя Каймаков кричал почти в полный голос, до вешалки в прихожей доносились только невнятные звуки, и всаженный под воротник старого стопятидесятирублевого пальто микрофон-передатчик, купленный за шестнадцать тысяч долларов через посредников в Японии для научно-технического отдела КГБ СССР, не включался, так как реагировал лишь на разборчивую речь.

Но большой беды в этом не было, потому что сотрудник отделения по установке спецтехники, воткнувший в переполненном вагоне метро «клопа» в каймаковское пальто, выполнял задание, исходившее от майора Межуева, и пульт приема, находящийся в конспиративной комнате расположенного в пятистах метрах салона «Звукозапись», обязан был немедленно передавать полученную информацию инициатору задания. А тот и так контролировал каждое сказанное разрабатываемым слово. –

Угроза на сержанта Перцова не подействовала, так как вероятность ее исполнения была невелика, а возможность неприятных последствий для самого Перцова практически отсутствовала. Но раз заявитель обнаружил склонность жаловаться, следовало его успокоить. Поэтому сержант спросил фамилию, адрес и пообещал «тщательно во всем разобраться».

Каймаков положил трубку. Перестали вращаться бобины магнитофона в комнате прослушивания телефонных линий КГБ, выключился магнитофон в отделе радиоконтроля ГРУ, расслабились люди в глухом, подсвечивающемся красными и зелеными лампочками кузове «аварийной» электросети и в такой же глухой, подсвечивающейся такими же лампочками конспиративной комнате салона «Звукозапись».

Если бы социологу средней руки Александру Каймакову сказали, что к его скромной персоне будет привлечено внимание такого количества людей из столь серьезных ведомств, с затратой денежных сумм, о которых он не мог и мечтать, а одно его слово заставит встрепенуться четырех офицеров спецслужб, он бы, конечно, этому не поверил.

Но когда, входя на кухню, он в сердцах выматерился, два чутких микрофона включились и четко передали нецензурное слово на два пульта контроля, оторвав от кофе с бутербродами двух лейтенантов, одного старшего лейтенанта и капитана.

После того как Межуев доложил результат прослушивания начальнику отдела Дронову, тот придвинул телефонный справочник МВД и набрал нужный номер.

Через полчаса на пульте дежурной части тридцать второго отделения милиции загорелся огонек прямого соединения с дежурным Главного управления внутренних дел Москвы. Майор Дятлов щелкнул тумблером.

– Что сделано по заявлению о нападении на гражданина Каймакова? – сухо спросил дежурный по городу. Тон его не предвещал ничего хорошего.

Дятлов заглянул в журнал регистрации заявлений и сообщений, провел пальцем по строчкам, не найдя нужной записи, принялся шуршать страницами.

– Небось не зарегистрировали, долбачи! – почти ласково сказал дежурный. – А этим делом безопасность интересуется. Думаете, я за вас свою жопу подставлю? Не-е... Через час доложить результаты!

– Тут Перцов оставался, – пытался оправдаться Дятлов, но огонек на пульте уже погас.

– Где Перцов?! – рявкнул он на всю дежурку. – Живо за ним! Видно, в гараже жрет да водку хлещет!

Через пять минут, потеющий и старающийся не выдыхать ртом воздух, сержант копался в мусорной корзине.

– Вот, нашел! – радостно закричал он, разглаживая смятый клочок бумажки. – Каймаков Александр Иванович, Ленинский, 152! А вот и номер машины!

– Идиот! – перевел дух дежурный. – В журнал надо записывать, а не в урну бросать!

– Кто же знал, что оно так обернется... – К Перцову возвращалось обычное спокойствие. – Сейчас все оформим в лучшем виде!

Дятлов прозвонил по дежурным больницам, потом – в картотеку ГАИ.

Гражданин с колотым ранением в приемные отделения не поступал. Санитарного фургона с номером «43-23» в природе не существовало, да и вообще такой номер в ГАИ зарегистрирован не был.

В журнал аккуратно вписали сообщение Каймакова, тут же указали результаты проверки и сделали вывод: не подтвердилось.

Дежурный даже послал Перцова на место. Тот бегло осмотрел подъезд, позвонил в квартиру. Отупевший от седуксена Каймаков разговаривал через цепочку: продувная физиономия сержанта и отчетливый запах алкоголя не способствовали доверию к милицейской форме.

– Да вы не волнуйтесь, – успокаивал сержант. – Тут просто недоразумение... В больницы никого не доставляли, номера такого в природе нет... Может, что-то показалось, а может, пьяный какой чудил... В общем, ничего страшного...

Оставшись один. Каймаков еще раз осмотрел зловещие следы на шиле. Недоразумение? Но с чего это вдруг милиция так зашевелилась? На кражи, грабежи, разбои не выезжают, на письменные заявления по полгода ответа не добьешься... А тут за час все проверили да еще домой приехали отчитаться и успокоить. Что-то здесь не так... Ему стало еще страшнее.

Василий Зонтиков, известный в уголовном мире под кличкой Клык, был вором в законе и «держал» Юго-Западный сектор столицы.

За неимением знакомых судей, прокуроров и, на худой конец, адвокатов Каймаков отправился за советом к нему – бывшему однокашнику и товарищу по детским играм.

С год назад он уже обращался к Клыку. Тогда у Вовчика отобрали зарплату и поставили фингал под глазом, в милиции развели руками: примет не запомнил, свидетелей нет, вроде как сам и виноват. А Клыку свидетели не понадобились: пошептал что-то на ухо своему подручному, вроде как адъютанту, и все. К вечеру оба грабителя пришли к Вовчику домой, принесли все до копейки деньги да еще две бутылки водки в знак примирения. Вовчик вначале мириться не хотел, а стал охаживать главного обидчика по морде, причем здоровенный хмурый урка сносил побои как должное – ни уклониться не пытался, ни руку поднять. Вовчик отмяк, плюнул, достал свою бутылку, и примирение состоялось, расстались друзьями.

Клык жил на пятом этаже панельной пятиэтажки. У входа в подъезд и на предпоследней площадке дежурили попарно молодые люди с отталкивающими физиономиями.

В квартире обстановка была еще более спартанской, чем у самого Каймакова. Клык сидел за круглым массивным столом, упершись локтями в изрядно пожженную и исцарапанную столешницу, и сквозь составленные трубочкой татуированные кулаки всасывал дым догорающей «беломорины». Сладковато-пряный запах анаши наполнял комнату.