Том Сойер - сыщик - Марк Твен

Тому до того не терпелось попасть в соседнюю каюту ираскрыть тайну Филлипса, что он никак не мог заснуть: всю ночь он строилдогадки. По-моему, это было вовсе ни к чему, – если вы собираетесь что-товыяснить, что толку гадать заранее и тратить порох попусту? Я лично прекрасновыспался. Плевать мне на тайну этого самого Филлипса, сказал я себе.

Утром мы с Томом надели на себя фартуки, взяли по подносу седой, и Том постучал в дверь соседней каюты.

Пассажир приоткрыл дверь, впустил нас и быстро захлопнул ее.Бог мой! Как только мы увидели его, мы чуть не выронили наши подносы; а Томвоскликнул:

– Юпитер Данлеп! Как вы сюда попасти? Пассажир, ясное дело,остолбенел от удивления; в первую минуту он, похоже, не знал, испугаться емуили обрадоваться, а может, и то и другое вместе, но потом, видимо, решилобрадоваться. Во всяком случае, щеки его опять порозовели, хотя поначалу онужасно побледнел.

Пока он завтракал, мы разговорились. И он нам заявляет:

– Только я не Юпитер Данлеп. Я вам сейчас расскажу, кто я,если вы поклянетесь, что будете молчать. Дело в том, что я и не Филлипс.

Тут Том ему и выпалил:

– Молчать-то мы будем, но если вы не Юпитер Данлеп, томожете и не говорить, кто вы.

– Почему?

– Потому, что если вы не Юпитер, то вы близнец – Джек. Выпросто копия Юпитера.

– Ты прав, парень. Я и есть Джек. Только ты мне объясни,откуда ты нас, Данлепов, знаешь?

Том рассказал ему о наших приключениях прошлым летом наферме дяди Сайласа. И когда Джек понял, что нам известно все о его семье, да ио нем самом, он перестал таиться и начал разговаривать совершенно откровенно.Ни чуточки не стесняясь, он признался нам, что был вором, что он занимаетсяэтим ремеслом и сейчас, и не сомневается, что будет воровать до конца днейсвоих. Конечно, заявил он, это жизнь, полная опасностей и…

Тут он затаил дыхание и наклонил голову, прислушиваясь кчему-то. Мы молчали, и секунду или две в каюте царила глубокая тишина и не былослышно ничего, кроме поскрипывания деревянных перегородок и стука машины подполом.

Затем нам с Томом удалось его успокоить, и мы принялисьрассказывать Джеку о его родных, о том, что жена Брейса вот уже три года какумерла и он хотел жениться на Бенни, а она отказала ему; что Юпитер работает удяди Сайласа и они все время ссорятся; наконец Джек размяк и начал смеяться.

– Ах, черт меня побери! – воскликнул он. – До чего же этоприятно, совсем как в былые времена, слушать все эти сплетни! Вот уже большесеми лет, как я ничего не знаю о доме. А что они обо мне говорят?

– Кто?

– Ну, соседи и братья.

– А они никогда и не говорят о вас. Разве только редко-редкокогда упомянут случайно.

– Черт! – с изумлением воскликнул Джек. – А почему же ониникогда не говорят обо мне?

– Да потому, что они думают, что вы давным-давно умерли.

– А ты не врешь? Дай честное слово! – Джек даже вскочил отвозбуждения.

– Честное благородное. Все там уверены, что вас давно нет вживых.

– Тогда я спасен! Ей-богу, я спасен! Я еду домой. Ониспрячут меня и спасут. А вы будете молчать. Поклянитесь, что вы никогда на меняне донесете. Ребята, вы должны пожалеть такого беднягу, как я, за которымохотятся днем и ночью и который носу высунуть не может.

Я ведь никогда ничего худого вам не делами и никогда несделаю, видит бог! Поклянитесь, что вы не выдадите меня и поможете мнеспастись.

Конечно, мы поклялись; будь на его месте собака, все равномы бы не отказались. А он, бедняга, был так счастлив, что не знал, как насблагодарить, готов был просто задушить нас в объятиях.

Мы опять принялись болтать, а Джек вытащил маленькийсаквояж, попросил нас отвернуться и открыл его. Мы отвернулись, а когда онсказал нам, что можно смотреть, то перед нами оказался совсем другой человек.На нем были синие очки и самого что ни на есть натурального вида каштановыебакенбарды и усы. Родная мать не узнала бы его. Он спросил нас, похож ли онсейчас на своего брата Юпитера.

– Ничуть, – сказал Том, – ничего похожего, кроме разведлинных волос.

– Ладно, я их подстригу покороче, прежде чем приеду к ним. Атам Юпитер и Брейс будут держать все в секрете, и я смогу жить у них как чужой.Соседи никогда не узнают меня. Как вы считаете?

Том немного подумал и сказал:

– Конечно, мы с Геком будем молчать, а вот если вы будетеразговаривать, то в этом деле есть риск, – может, и небольшой, а все-таки риск.Я что хочу сказать: если вы будете говорить, люди могут обратить внимание, чтоу вас голос совершенно как у Юпитера, а потом могут припомнить второгоблизнеца, о котором был слух, что он умер, и догадаться, что все это время онскрывался под чужим именем.

– Ей-богу, ты умный парень! – воскликнул Джек. – Тысовершенно прав. Когда кто-нибудь из соседей будет поблизости, я будупритворяться глухонемым.

Если бы я пробрался домой, а о голосе бы забыл…

Впрочем, я ведь не думал пробираться туда. Я искалкакое-нибудь местечко, где я мог бы укрыться от ребят – тех, которые преследуютменя. Там бы я загримировался, переоделся и…

Джек Данлеп побледнел, бросился к двери, прильнул к ней ухоми, тяжело дыша, стал прислушиваться. Нам он прошептал:

– Мне послышалось, что взводят курок. Бог мой, ну и жизнь!Он упал в кресло, совершенно обессиленный и разбитый, и принялся вытирать потсо лба.

С этого утра мы почти все время проводили вместе с ДжекомДанлепом и по очереди ночевали у него в каюте на верхней койке. Джек говорил,что он ужасно одинок и очень рад, что при его неприятностях у него есть друзья,с которыми он может поговорить. Мы сгорали от желания узнать его тайну, но Томсказал мне, что лучший способ – не проявлять любопытства, тогда он вкаком-нибудь разговоре обязательно проболтается, а если мы будем расспрашиватьего, он перестанет нам доверять, и тогда уж из него ничего не вытянешь. Так онои получилось.

Мы ясно видели, что Джеку хочется рассказать нам все, нокаждый раз, когда он, казалось, вот-вот выложит свою тайну, он пугался иначинал говорить о чем-нибудь другом.

Но в конце концов он все-таки не выдержал.