Будни Снежной бабы - Евгения Вадимовна Галкина

я этот никогда не продам. Родовое гнездо. Сама знаешь, как я его люблю.

– Не в этом проблема, – заметила Роза, – деньги приходят и уходят. Захочешь – будут. Проблема в том, что ты сдулась.

– Ну, знаешь, у меня не было времени раздуваться! – разозлилась Любава.

– Начинай сейчас, – невозмутимо сказала Розка, доедая последнюю конфету. – Ну, а теперь можно и перекусить!

Чаепитие свернули в уголок. Уголок Любава накрыла газеткой. Она любила порядок.

На центральную часть стола водрузили бутылку водки, блюдца с нарезанной колбасой, окороком и сыром, хлебом и маслом. Нашлись маленькие толстостенные стопки.

– Из них еще мой прадед пил, – благоговейно сказала Любава, протирая стопки. – Здесь каждая вещь – моя родная. Все, чем жила моя семья, поколениями накопленное. В сенях до сих пор висят мешочки с бабушкиными травами, а ведь она уже пять лет как умерла.

– Не чокаясь, – определила тост Роза и хлебнула водки, а следом отведала окорока и жестами объяснила Любаве, как божественен этот окорок на вкус. – А дом еще на удивление хорош, могла бы и продать. Тут участок один сколько стоит! Просторный.

Любава подержала на весу свою холодную стопку, поставила обратно и пожевала салями.

– На двадцать тысяч жить одной тяжеловато, – сказала она задумчиво. – Роз, а ты знаешь, я могу облегчить свою жизнь. Ведь я умею ухаживать за морскими свинками!

– И что? – подозрительно спросила Роза.

– Значит, управлюсь с кроликами! Здесь раньше держали кур, и даже курятник остался стоять. Замусоренный, правда, но кроликов туда можно поселить. И разводить с полным пансионом. Сделано в России. Ни один западный вражина не плеснул туда ГМО. Как тебе идея?

– Как и все остальные твои идеи: это кошмар, но меня радует, что ты их снова генерируешь.

– Девочки-и-и-и! – пропел от двери хрустальный Галин голосок, и сама Галя, нагнув голову, чтобы миновать проем, показалась на пороге.

Она раскраснелась, видимо, спешила. Розовые пятна горели на почти прозрачной белой коже щек. Торопливо снимая пушистую шапочку, Галя раскидала по плечам две толстые русые косы и суетливо принялась их подвязывать. Теперь упала шапка.

Любава кинулась к подруге. Подняла шапку, обняла Галю, всучила ей шапку, потащила за рукава старенькое пальто – Галя уронила шапку и пальто, засмеялась.

Она, статная, нежная русская красавица, была бы лучшей Снегурочкой в городе, если бы не эта рассеянность. Бывали прецеденты – забывала подарки, слова стишков и песен, путала номера квартир. Поэтому лучшей Снегуркой считалась Любава, а также – лучшей Царицей Морской, Медной горы Хозяйкой и даже Бабой Ягой, хотя и была маленького росточка, крепенькая и смугленькая, как каштан.

Галя легко уступила первенство подруге, занявшись костюмерным делом и изредка только играя роль-другую: русалок, кикимор, фей и добрых волшебниц. Актерские лавры ее не волновали. Сильнее о ее карьере когда-то пеклась Любава – ей казалось, что с Галиной фамилией, – Весенняя, – никаких псевдонимов не надо, и потому Галя обязана стать звездой.

– Весеня! – сурово приветствовала ее Роза. – Причины опоздания?

– Мой «Жигуль» опять сломался, Розушка, – мягко улыбаясь, объяснила Галя, – пришлось оставить его в автосервисе, а к вам бежать пешком через весь город.

«Жигуль» Гали ломался так часто, что новость никого не удивила. Да и Галя сама расстроенной не выглядела.

– Как у тебя здесь хорошо, Люба, – вздохнула и закрыла глаза Галя, слегка покружилась по комнате, – такой же запах, как в детстве, помнишь, когда мы к твоей бабушке за пирожками забегали? Чудесная была женщина, царствие ей небесное…

Любава кивнула.

– Александра Петровна, – припомнила Галя, вешая пальтишко, – как сейчас помню – заходишь, а она во дворе сидит и яблоки перебирает-режет…

– На компот, – тихо добавила Любава, – сушила она их и на компот…

– А я домашний морс привезла, – спохватилась Галя. – Вот, девочки.

И она поставила на стол бутылку с ягодным морсом.

– Налейте капельку, – попросила она, присев к столу бочком. – И рассказывайте.

– Я ходила сегодня на почту… – уныло начала Любава, но Розка ее перебила.

– Сократим предысторию, – сказала она, – гуляла наша Люба, встретила мужа и Светку, расстроилась. Вот и сказке конец.

– Как – конец? – встрепенулась Галя, встревоженно глядя на Любаву. – Нет, девочки, это не конец, это глава первая. Не бывает так, чтобы отношения р-раз! – и закончились. Обычно всегда бывает еще один шанс. Так что надо думать уже сейчас – пустишь ли ты его назад в свое сердце, когда он приползет извиняться?

– А он приползет? – заинтересовалась Любава.

– И не думай! – отрезала Розка. – Чего радуешься, дура? Он тебя кинул в такое время! Обманул, предал, выпер из дома с одними снегуркиными кокошниками! На кой черт тебе его «приползет»?.. Живи своим умом, Люба, мужики – это зло, даже самый лучший из них всегда держит за спиной огромную свинью и ждет момента, когда можно будет ее тебе подсунуть… Я их знаю, мужиков этих. Я двумя тысячами этих особей руковожу с одна тыща девятьсот… не помню уже, с какого года… я каждую их свинью в лицо знаю!

– Подожди, Роз, – мягко остановила ее Галя, – вот, съешь кусочек окорока… ну что ты накинулась? Он разве виноват? А не Лана виновата? Это она, пока Люба в больнице лежала, все крутила попой перед Степаном. И дай я тебе приберу, и дай я тебе приготовлю, и дай я тебе рубашку помогу купить на совещание… А то, мол, жена в больнице, а без бабы ты тут пропадешь! Вот и докрутилась. Мужчина – примитивный организм, девочки. Одноклеточный. Его кормят и показывают ему красивую часть тела – он радуется. Нет еды и попы – он грустит.

– Что тогда эти примитивные организмы на свободе делают? – вскипела Розка. – Их надо в клетках держать, кормить сквозь прутики и иногда поворачиваться к ним жопой, чтобы радовались. И все – никаких затрат, ни моральных, ни материальных. Ну, только если на корм. Ты, Весеня, типичная мудрая женщина, от этого все проблемы. Давай на минутку отрешимся от Ланкиной коварности и вспомним, что Степа умудряется коммерческим директором большой сложной конторы являться. А это значит, что у него не только попы и кормушка в голове, но и мозг там тоже где-то да имеется. А раз имеется, значит, сам он решал, хвататься ему за Ланино тело или нет. Что мешало эту жопу отодвинуть с прохода и к Любаве в больницу поехать? Ничего не мешало! Предатель он и сволочь. Нечего его ждать.

– Это Любаве решать, – вздохнула Галя, выслушав гневную тираду, – что думаешь, Люб?

– Ты постельное свое хоть заберешь? – влезла Розка.

Любава замахала руками.

– Да ты чего! Мне что, стоять на пороге и