Блюз черной собаки - Дмитрий Скирюк

— Это от кого?

— Понятия не имею, — признался я, снимая куртку. — Номер не определился. Кстати, здравствуй.

— Здравствуй… Как это — не определился?

— Сам удивляюсь. — Я пожал плечами. — Вообще, анонимный номер — это платная услуга. Не пойму, кому охота в наше время баловаться такой ерундой.

Инга откровенно озадачилась.

— Если подумать, — сказала она, — это очень похоже на ребят из его тусовки.

— Может быть… Слушай, ты дрожишь вся. Успокойся, перестань психовать — ещё ж ничего не ясно. Кто знает, что стряслось! Парень неопытный, выпил лишнего, уснул у друзей, завтра вернётся… Бывает.

Инга помотала головой:

— Я обзвонила его приятелей. У них в субботу концерт, они сами в непонятках. И никто не знает, где он.

— Ну, всех не обзвонишь, — успокоил я её. — Он мог познакомиться с кем-то, девчонку встретить. Забыла, как сама ночи у Наташки просиживала? Успокойся. Лучше вот что: поставь-ка чаю. Как ты вообще? Я тебя сто лет не видел.

Я говорил, а попутно выкладывал из сумки печенье, горчичные сушки и две шоколадки — всё, что я успел купить в ларьке по пути. В этом деле главное — не переставать говорить, это успокаивает. А то в одиночестве женщина легко может накрутить себя до тяжёлой истерики. Вот и сейчас я говорил и видел, что Инга помаленьку расслабляется. Она задышала спокойнее, взгляд перестал быть загнанным. В глубине души я её понимал: в отсутствие родителей старшая сестра целиком отвечала за брата.

Интересно, она по-прежнему одна?

Инга тем временем решила последовать моему совету и взялась за чайник.

— Чёрный или зелёный? — спросила она.

— Зелёный, ты же знаешь.

— Ах да. Извини.

За чаем мало что удалось выяснить, но и это заставило меня задуматься. По словам Инги, в последнее время Игнат стал сам не свой. И не стоило списывать всё на переходный возраст, больше это смахивало на одержимость. Я не психолог, но тут и непрофессионал почует неладное. Он замкнулся, ночи напролёт просиживал в Сети, в группе появлялся всё реже, да и с сестрой почти перестал разговаривать. Заброшенная гитара покрывалась пылью. К двум тетрадкам, куда он записывал аккорды, песни и стихи, прибавились ещё несколько штук — Инга видела их мельком; Игнат их прятал. С половиной друзей он разругался, вместо них появились какие-то левые личности, которых Инга не знала.

— Ну, это всё не страшно, — успокоил я её, когда она закончила. — Ты мне лучше вот что скажи: он, часом, пить не начал?

— Жан, ты чего? Ты же знаешь: он спиртное на дух не переносит. Так… пиво иногда с друзьями. Кстати, у меня там рябина на коньяке. Будешь?

Я помахал рукой:

— Не сейчас. Значит, не пьёт… А как насчёт другой… э-э… дури?

Инга промолчала.

— Может, в милицию позвонить? — неуверенно предложила она.

— Даже не пытайся. — Я глотнул чаю и поморщился. — Пока не прошло три дня, они заявление не примут. Слушай, он денег не занимал? И у тебя, кстати, деньги в последнее время не пропадали?

— Вроде нет…

Я отодвинул чашку и встал.

— Пошли осмотрим его комнату.

Инга подняла на меня глаза, взгляд её сделался подозрительным.

— Зачем?

— Затем, что если у него там чего криминальное, пусть лучше это я найду, а не милиция… Пойдём.

Комната Игната разительно переменилась. Кое-что можно было предвидеть: добавился компьютер, новый музыкальный центр с МРЗ… Но поразило меня не это. Я не видел эту комнату три года, но прекрасно помнил, как она выглядела раньше. Обычная комната обычного мальчишки.

Теперь всё поменялось. На стенах появились тёмные обои, в тон им были подобраны гардины. Смотрелось всё довольно мрачно. Постеры с девчонками и мотоциклами исчезли, вместо этого на стене слева, прямо на обоях тушью или гуашью изображена большая волчья голова, просто огромная — в полстены высотой. Увидев её, я невольно вздрогнул. Рисунок выглядел своеобразно: художник работал со всеми оттенками серого, где-то изображение было отлично прорисованным, в других местах — схематичным, но при этом — вполне законченным. Сильная картинка. Есть у человека дар. Я фотограф, я в таких делах разбираюсь.

Выше рисунка красной краской пламенела надпись: «I HATE EVERYBODY». То бишь «Я НЕНАВИЖУ ВСЕХ». М-да, ничего не скажешь, колбасило парня… Надеюсь хотя бы, что это не кровь.

Под потолком, на нитке крутилась сборная модель самолёта. «Хокер темпест». Я сам ходил с Игнатом её покупать. Боже, как давно это было…

Однако пора переходить к делу. Давненько я не занимался обысками. Когда-то я от безденежья года два или два с половиной проработал в органах штатным фотографом, но потом уволился, когда процент сволочей в ментовке стал зашкаливать. И хотя с тех пор прошло немало лет, прежние навыки вернулись быстро. Я огляделся и начал со стола.

…Пакетик с травкой отыскался сразу, да Игнат его и не прятал — держал в ящике. Я нахмурился. Странно. Вообще-то говоря, трава не торкнет, если в первый раз (тем более, Игнат вообще не курит). А «статья» классическая, менты даже не стали бы распечатывать, сразу заломили руки для профилактики.

— Это я заберу, — хмуро сказал я, засовывая пакетик себе в кофр, в кармашек, где лежали светофильтры. Инга посмотрела на меня едва не с суеверным страхом, я понял, что назревает серьёзный разговор, и поспешил её успокоить: — Это не то, что ты думаешь. Не трава.

— Что тогда?

Я пожал плечами:

— Какая-то фигня. Укроп не первой свежести. Не курил он. Так, понтовался перед друзьями.

— Тогда зачем забирать?

— Чтоб ерундой не страдал, — отрезал я.

Больше ничего провокационного не нашлось, ни в столе, ни на полках, ни в других местах, если не считать колоды карт под матрасом (порнографических, так что азартные игры отпадали). Не было никаких блокнотов или записных книжек. Пресловутые тетради, о которых говорила Инга, исчезли, а вот гитарой недавно пользовались — я снял её со стойки, взял пару аккордов для пробы и обнаружил, что она вполне себе настроена и упомянутая пыль на ней отсутствует. Напоследок я перебрал стопку дисков на столе и опять не нашёл ничего особенного: любимые Игнатом «Цеппелины» и обычный набор фаната-готика — «Nightwish», Мэнсон, «Lacrimosa», какие-то сборки дарк-уэйва, пара наших («Агата Кристи», «Мэд Дог», Линда) плюс мои древнющие «The Cure» и «Sisters of Mercy» в старых треснутых коробках. Куча переписанных кассет. Отдельной стопкой — записи игнатовской группёхи с нацарапанными от руки названиями. Я прикинул примерный объём: наваяли ребята порядочно. Я перебрал их, но песни везде были одни и те же. Почти все я слышал. Видимо, парни искали лучший вариант.

Сам не зная зачем, я включил музыкальный центр. Каруселька проигрывателя оказалась пуста, зато в одной из дек обнаружилась кассета. Я нажал «play» — иногда полезно бывает знать, что слушал или записывал (что важнее) человек перед… уходом. Я сознательно избегал использовать термин «исчезновение» даже мысленно — не люблю лишних слов, особенно с такой окраской. Порой мне кажется, что подобные мысли рождают нехорошие вибрации, которые влияют на мир вокруг меня. Считайте меня параноиком, но я не раз замечал — стоит подумать о плохом, и оно, это плохое, непременно случается.